Конан и дар Митры

Она уже шла к роднику, струившему хрустальные воды в озеро, и Конан, с наслаждением вдохнув ароматный воздух, двинулся следом. Зеленые тенистые кроны сомкнулись над ним, и на мгновение он почувствовал острую и тяжкую тоску по лесам верхнего мира, по заснеженным горам Киммерии, диким и просторным гирканским степям, что протянулись от берегов моря Вилайет до самых кхитайских пределов, по необозримым могучим океанам, чьи волны в бесконечном круженьи омывали скалы Севера и пески Юга. Увидит ли он снова красоту земли и торжествующий блеск солнца? Кара Митры могла быть слишком тяжела...

Но хотя Конан не хотел оттягивать ее, сейчас он подчинился желаниям Рины. Разумеется, она была права: в обитель бога нельзя входить покрытым дорожной пылью, с мыслями о пустом желудке и ноющих после долгого пути ногах. А потому он сбросил в густую траву свой мешок, свои мечи, свой пояс с опустевшим бронзовым флакончиком, свою тунику и сапоги; сбросил все и нырнул в озеро, отдавшись ласке прохладных струй.

Время сна они провели в беседке, увитой лозой, расстелив плащи на полу из кедровых досок. Запасы еды кончились, но среди цветущих деревьев нельзя было остаться голодным; они набрали целую гору персиков, яблок и сладкого инжира, виноград же был рядом - стоило только протянуть руку.

Сон освежил Конана, трапеза придала ему сил. Натягивая чистую тунику, он думал о множестве вещей сразу: о том, что кончился порошок арсайи, словно отмеренный рукой судьбы; об испытании, которому вскоре подвергнет его бог; о своей вчерашней просьбе, о молчаливой мольбе даровать Рине то, что было отнято у него. Еще он размышлял об Учителе и сделанном им пророчестве, сулившем славное и великое грядущее; вспоминал и о том чернобородом колесничем из Дамаста, что отправился на Серые Равнины с последним ударом его меча. Он не жалел о содеянном - ни раньше, ни теперь. Он нарушил клятву и понес кару; возможно, теперь его ждет и более жестокое наказание, чем рукоять ворота и участь раба на жарком плоскогорье Арим. Что ж, он готов! Готов на все, лишь бы вернуть свою душу и свою свободу. Свободу убивать и миловать того, кого он хочет, свободу от божественных даров, божественной воли и предначертаний!

Безоружными, в торжественном молчании они двинулись к невысокой лестнице, что вела к арке. В ней было двенадцать ступеней, настолько широких, что по каждой свободно проехала бы четверка колесниц; и каждую украшали огромные каменные изваяния. То были статуи Первосотворенных, сражавших голыми руками ужасных чудищ - видимо, тех самых, чьи кости покоились в холмах. Грозные лица мраморных гигантов застыли в холодном спокойствии, на них читались отвага и несокрушимая уверенность в собственных силах; мерзкие же твари, коим они ломали хребты и раздирали пасти, казались символом злобной ярости. Конан заметил, что исполины были нагими, и лишь волосы каждого охватывал обруч с высеченным посередине крестом - древним знаком Митры.

Они двинулись к стрельчатым вратам, с каждым шагом все больше и больше погружаясь в радужное сияние, что невесомой завесой окутывало святилище. В этом мерцающем мареве стены и выступавшие из них цилиндрические колонны выглядели зыбкими, словно мираж пустыни; Конану так и не удалось разглядеть, где кончается фасад храма и сколь высоки его своды. Гигантское сооружение нависало над садом, что тихо дремал внизу, и казалось, что белая гора, укутанная в цветную дымку, нежит у своей подошвы крохотный зеленый оазис. Это выглядело до боли знакомым, похожим на обитель Учителя - только здесь вместо вулканического конуса вздымалась вверх громада святилища, а вход в пещеру заменяла высокая стрельчатая арка. Над ней тоже был высечен знак креста - на фоне пылающего солнца.

У порога киммериец невольно замедлил шаги, вглядываясь в широкий проход, залитый ослепительным сиянием. Что ожидало его в этом храме? Прощение или кара, свобода или тяжкая служба, жизнь или смерть? Смерть... Несмотря на светлое великолепие храма, он ощущал ее дыхание на своем лице: Серые Равнины были близко.

Рина потянула его за руку, и Конан переступил порог. За недлинным коридором простирался зал, необозримый, словно вечность, наполненный живительными струями Силы; Конан, даже лишенный былого чутья, ощущал сейчас ее мощные и освежающие потоки. Воздух тут был свежим и находился в непрестанном движении - в лицо веяло то ароматом горных снегов, то острыми запахами морского побережья или цветущей степи. Глубоко вздохнув, киммериец склонил голову, потом выпрямился и бросил взгляд в безмерную даль святилища.