Конан и грот Дайомы

- Вот тогда и возьмемся за топоры, серое чучело! Мысль насчет топоров запала, видно, в голову Идрайна, и в ближайшие дни он все чаще приставал с этой идеей к своему господину. Вот и сегодня:

- Отчего ты не хочешь порубить команду, господин? Самое время... Перебьем всех, а первым - этого Гирдеро... Не нравится мне он. Что-то замышляет...

Замышляет, точно, - подумал Конан. Он не раз уже ловил косые взгляды зингарца, а вчерашней ночью Зийна поведала ему, что Гирдеро притащил из корабельной кладовки и спрятал в своем сундуке две пары кандалов с цепями толщиной в три пальца. Вероятно, затем, чтоб были под рукой, когда понадобятся... Не прав ли Идрайн, предлагая перерезать экипаж "Морского Грома"? - мелькнуло у киммерийца в голове. Он мысленно взвесил оба плана: принять открытый бой или тайно покинуть корабль на одной из лодок, прихватив с собой Зийну, а взамен оставив Гирдеро серокожего голема. Первое представлялось ему более достойным и славным, второе - более разумным.

Будучи человеком быстрых решений, иногда действующим под влиянием импульса, Конан избрал второй вариант. Не потому, что его беспокоила схватка с многочисленной и хорошо вооруженной командой "Морского Грома", но скорей из-за Идрайна. С этим настырным спутником Конану хотелось расстаться, и побыстрее! Что же касается схваток и драк, то он подозревал, что на пути к Кро Ганбору, в пиктских чащобах и ванахеймской тундре, их будет предостаточно. Стоит ли сожалеть о том, что ему не удастся свернуть шею Гирдеро, этому зингарскому петуху? В конце концов, у него были иные задачи: добраться до замка Гор-Небсехта и отомстить за свою "Тигрицу" - а заодно и избавиться от Дайомы.

Сунув руку в сапог, Конан погладил рукоятку своего стигийского кинжала и ухмыльнулся, представив, как лезвие пронзает грудь колдуна и обращается в прах. Ядовитая кровь Нергала! Он швырнет обломки к ногам рыжей ведьмы и распрощается с ней навсегда! Ему не нужны ни ее богатства, ни она сама, ни видения славы и власти, что убаюкивали его по ночам! Ее остров - та же тюрьма, позолоченная клетка для павлина! А он не павлин, он - ястреб... Внезапно Конан понял, что Идрайн снова толкует о своем - как бы перебить команду и завладеть судном. "Перебьешь, серая шкура, - подумал киммериец, перебьешь, когда меня не будет на борту". Он поднялся, в раздражении пнул ногой лодку и властным жестом прервал Идрайна.

- Устал я от тебя, нечисть. Иди-ка вниз и спи. Или думай о том, что станешь делать, превратившись в человека.

Скрипнула дверь капитанской каюты, и на палубе появился Гирдеро - как всегда, в блестящем полированном панцире, в шлеме с пестрыми перьями, высоких сапогах кордавской кожи и роскошных бархатных штанах с разрезами по бокам. Любовь к пышному убранству - к сияющей стали, начищенной бронзе, плюмажам, бархату и шелкам - была национальной чертой зингарцев, отчасти компенсировавшей их мрачность и серьезность, так несвойственную прочим жителям юга. Зингарцы, особенно люди благородной крови, совсем не походили на веселых аргосцев с их трескучей быстрой речью, и на говорливых шемитов, удачливых купцов и искусных ремесленников. Отличались они и от обитателей Стигии, чья обычная угрюмость объяснялась темным и ужасным культом Сета, Змея Вечной Ночи, довлевшим над берегами Стикса, и отягощенностью тайными колдовскими знаниями. Что касается зингарцев, то они были людьми горделивыми, часто - высокомерными, коварными и себе на уме. Многие из них, однако, отличались искренним гостеприимством, благородством и святой верностью данному слову - тот же Сантидио, например. Но Гирдеро к числу этих многих не относился. Глядя на его голенастую фигуру и холодное мрачное лицо, Конан уже почти не испытывал сомнений, что капитан "Морского Грома" хочет накинуть ему на шею железную цепь - вместо той золотой, что получена им в оплату проезда на Острове Снов. Лишь одно оставалось неясным: то ли зингарец просто желает продать купца Кинтару вместе с его серокожим слугой на рабском рынке Кордавы, то ли опознал в оном купце знаменитого разбойника, за голову которого назначена награда.

Гирдеро важно поднялся на кормовую надстройку, оглядел горизонт, перебросился парой фраз со своим кормчим; потом глаза его отыскали Конана, все еще торчавшего у лодки. Едва заметно кивнув головой, Гирдеро подозвал киммерийца к себе - впервые за пять дней.

- Солнце взойдет дважды, и мы увидим землю, берег нечестивых пиктов, сказал капитан. - От него повернем на юг, к Барахам и устью Черной реки. Тебе случалось бывать на Барахских островах, купец?

- Случалось, почтенный дом, - молвил Конан, отметив, что зингарец прямо-таки прожигает его подозрительным взглядом.

- И что ты делал в сем пиратском гнезде? Киммериец пожал плечами.