Конан и Пришелец из другого Мира

Спустя действительно пять минут его новая напарница вернулась. Серое лицо и трясущиеся губы сказали варвару о том, что женщина и правда — понимает, что отрезана от корней. И никого из близких у неё на этом свете не осталось. И во всей её деревне теперь пусто, как в ласточкином гнезде зимой. И так же тихо. Правда, варвар почуял, что грустила она всё-таки не об этом. Не о том, что очень скоро соломенные крыши сгниют, глинобитные мазанки оплывут без надлежащего ухода, превратятся в глинистые холмики на поверхности земли, а чуть погодя дожди да ветры сотрут и эти следы человеческого поселения.

А о тех, к кому была привязана, и кого знала всю жизнь…

Но в тоне, когда женщина заговорила, звучала только равнодушная деловитость:

— Ну что, поехали?

— Поехали-то мы — поехали… Только вот интересно, куда это ты собираешься ехать в таком наряде?

— Бэл его раздери! Твоя правда: в такой одежде на меня только слепые не будут показывать пальцем!

— У тебя нормальная-то, женская, или походная, одежда есть?

— Есть, конечно. Потому что вот чего твари в отличии от банд разбойников не делают, так это — не грабят подчистую всё добро из домов. Им это добро…

— Не нужно. — докончил её немудрёную мысль варвар, — Я уже понял. Кстати, хотел спросить на досуге. Вы почему обосновались на этой дороге, а не на главной? Вот там-то вы уж точно могли бы «привлечь внимание путешественников»! И султанов.

— Мы… — она вновь покусала тонкие губы, — Сам видел: нас оставалось всего пятеро. Ну, мужчин. У нас не было достаточно сил, чтоб нападать там! Потому что не путешествуют сейчас к нам в Порбессию купцы без солидного отряда охраны. Вот именно — наёмников. Ну, или своих вооружённых слуг. Почти профессионалов. А самое главное — тогда нам негде было бы жить. Потому что наша деревня… Наша бывшая деревня — всего в двух часах ходьбы быстрым шагом. А на коне — час.

— Ладно. Залезай. — Конан, уже сидевший в седле, подал руку, — Поедешь спереди. Чтоб лучше указывать дорогу.

— Ага, хи-итрый, да? Думаешь, если буду сидеть спереди, я, чтоб не оборачиваться каждый раз, буду меньше говорить?!

Конан, не думавший, что его маленькую невинную хитрость раскусят так быстро, усмехнулся:

— Похоже, сработаемся. Ладно, давай руку.

Через примерно полчаса езды то ли жаркое летнее солнце, то ли усталость, то ли ровный и неторопливый шаг коня подействовали на Резеду усыпляющее. Она, вначале ёрзавшая, и ворчащая то на «неудобное седло», то на слепящее солнце, то на жар от груди варвара, теперь мирно откинулась на эту самую грудь, и нагло пользуясь тем, что руки Конана, держащие поводья, одновременно удерживали и её хрупкое тело, словно в коконе, расслабилась, будто и правда — спала в привычной с детства, и мягкой, постели. Нижняя челюсть трогательно отклячилась, и женщина даже похрапывала, а туловище чуть прогибалось в такт шагам коня. Миниатюрная головка, повёрнутая чуть боком, и покоящаяся сейчас как раз между грудных мышц Конана, тоже слегка раскачивалась — в такт шагам. Было и правда похоже, что Резеда доверяет киммерийцу.

А ведь только вчера хотела убить!

Ох, женщины…

Конан понимал, конечно, что чем дольше они будут общаться, тем больше проблем у него может возникнуть позже. Уже после завершения этой «миссии».

Потому что он волей-неволей привыкнет к женщине. И она и её дальнейшая судьба станут ему небезразличны.

Он не слишком любил такие взаимоотношения.

Наёмник должен быть свободен!

Если у него есть какие-то привязанности, связи, или родственники и близкие — он сильно рискует. Что в критический момент этих самых родственников, или близких людей враги могут взять, например, в заложники. И использовать в нужный момент как весьма весомый аргумент. Заставив колебаться. Сомневаться. Бояться за чужие жизни, вместо того, чтоб рубиться без оглядки!

А колеблющийся или сомневающийся воин — мёртвый воин.

Киммерийцу вовсе не улыбалось, чтоб у кого бы то ни было появилось орудие, с помощью которого можно было бы влиять на его поступки и решения. Правда, он пока не сомневался, что женщина просто хочет привязать его к себе — для себя.

Потому что думает, как обычно, с чисто женским коварством и нелогичностью: «Ага! Если эта волосатая обезьяна влюбится в меня, я смогу его заставить отомстить за моих родных и земляков даже если чёртов султан не захочет заплатить столько, сколько этот наглый сволочь заломит!»

Разумеется, в таких раскладках есть и доля истины: Конан привык исполнять дело, за которое ему — не важно, заплатили, или нет, но — которое он обещал исполнить. И исполнить с максимальной точностью. И ответственностью. Иначе кто бы доверял ему?!

И — главное! — платил?!

Он действительно не сомневался: его репутация сейчас работает на него! И раз молва о нём дошла и сюда, значит, не зря он старался. И такая слава наверняка позволит…

Хорошо поторговаться!

Деревню Резеды варвар увидал с холма.