И никто из них не заметил колесницу, которая подъехала во время схватки и остановилась чуть позади. Один Конан видел ее, и странный холодок пробежал у него по спине. Даже в вороных конях, что были впряжены в колесницу, смутно угадывалось нечто нездешнее. Но не кони приковали взгляд короля, а человек, стоявший на колеснице.
Это был высокий, превосходно сложенный муж, облаченный в длинное, ничем не украшенное шелковое одеяние. Складки шемитского головного убора скрывали черты лица — видны были лишь темные магнетические глаза. В белых руках угадывалась немалая сила: они твердо держали вожжи, смиряя вздыбливавшихся коней. Чем дольше глядел Конан на незнакомца, тем более внятно предупреждал его первобытный инстинкт. Он явственно ощущал недобрую мощь, исходившую от человека на колеснице. Так высокая трава, волнующаяся в безветренный день, говорит о приближении опасной змеи.
— Привет тебе, Ксальтотун! — обернувшись, воскликнул Тараск. — Смотри, вот аквилонский король! Оказывается, он не погиб под обвалом, как мы полагали.
— Знаю, — ответил Ксальтотун. И, не позаботившись объяснить, откуда он это знает, спросил: — И что ты намерен с ним делать?
— Позову лучников, и пусть расстреляют, — сказал немедиец. — Покуда он жив — он слишком опасен!
— И все-таки даже пес бывает полезен, — проговорил Ксальтотун. — Возьмите его живым.
Конан хрипло рассмеялся.
— Иди сюда и попробуй, — предложил он ахеронцу. — Если б не мои несчастные ноги, я бы выкорчевал тебя из этой колесницы, как дровосек дерево. Живым ты меня не получишь!
— Боюсь, он говорит правду, — вставил Тараск. — Это же варвар, бессмысленный и свирепый, точно раненый тигр. Я позову лучников.
— Смотри и учись, — сказал Ксальтотун.
Его рука нырнула в складки одежд и извлекла наружу нечто блестящее — какой-то полированный шарик. Внезапным движением Ксальтотун метнул его в Конана. Киммериец с презрением отмахнулся мечом… но шарик, едва коснувшись клинка, с громким треском взорвался. Полыхнуло слепящее белое пламя, и Конан без сознания рухнул на землю.
— Он мертв? — В тоне Тараска было скорее утверждение, а не вопрос.
— Нет, — ответствовал Ксальтотун. — Всего лишь оглушен. Он очнется через несколько часов. Прикажи своим людям связать его по рукам и ногам и бросить в мою колесницу.
Тараск кивнул, и воины исполнили приказание, ворча на неподъемную тяжесть. Ксальтотун набросил на безжизненное тело бархатный плащ, полностью укрыв его от случайного взгляда, и собрал вожжи.
— Я еду в Бельверус. Передайте Амальрику, что я буду с ним, если понадоблюсь. Но поскольку Конан устранен, а его войско разгромлено, я полагаю, для завершения завоевания хватит и простого оружия смертных. Вряд ли Просперо приведет сюда более десяти тысяч воинов: прослышав о нынешней битве, он, несомненно, отступит к Тарантии. Ни Амальрику, ни Валерию о нашем пленнике не говорите. Пусть думают, что Конана раздавили рухнувшие скалы!
Тут он уставился на королевского стражника и смотрел на него так долго и пристально, что воин принялся нервно переминаться.
— Что это там у тебя на животе? — спросил наконец Ксальтотун.
— Как что? Пояс, с твоего позволения, господин… — ошеломленно выдавил стражник.
— Лжешь! — Смех Ксальтотуна был безжалостен, точно разящий клинок. — Это ядовитая змея. Глупец, ты подпоясался змеей!
Тот наклонил голову, недоуменно тараща глаза, и, к его ужасу, пряжка ремня ощерила истекающие ядом клыки и зашипела ему в лицо. Вместо ремня тело воина опоясывал отвратительный гад. С диким криком стражник ударил ладонью по его оскаленной морде, почувствовал, как входят в тело клыки… и, застыв в столбняке, тяжело повалился наземь.
Тараск смотрел на него безо всякого выражения. Он видел простой кожаный ремень и пряжку с острым язычком, впившимся в руку воина. Ксальтотун обратил свой гипнотический взор на оруженосца Тараска. Тот затрясся, серея лицом, но король вмешался:
— Не надо. Этому человеку можно доверять.
Чародей натянул вожжи, разворачивая коней:
— Во всяком случае, пусть это останется тайной. Если я буду нужен, пусть Альтаро, слуга Ораста, вызовет меня, как я его научил. Я же буду в твоем дворце в Бельверусе.
Тараск приветственно поднял руку, но выражение его лица, пока он глядел вслед удалявшейся колеснице, было не из приятных.
— Почему он пощадил киммерийца? — прошептал до смерти напуганный оруженосец.
— Я и сам могу лишь предполагать, — проворчал Тараск.
Невнятный шум продолжавшейся битвы скоро стих в отдалении. Закатное солнце венчало утесы пламенеющей алой каемкой, и скоро колесница затерялась в синей тени, надвинувшейся с востока.
4
«Из какой бездны ты выполз?»
Долгая поездка на колеснице Ксальтотуна прошла мимо сознания Конана. Он лежал точно мертвец и не слышал, как бронзовые колеса лязгали о камни горных дорог, затем шуршали в густой траве плодородных долин и как наконец, одолев изломанные хребты, эти колеса равномерно застучали по широкой, вымощенной белым камнем дороге, что вьется среди роскошных лугов до самых стен Бельверуса.