Конан. Великий лес

— Но мы же его сюда не звали! Он пришел убивать — и получил свое! Люди всегда стремились проникнуть в Лес, а теперь стали хитростью подсылать сюда своих детенышей! — мальчик смотрел на Сладушку с таким презрением, с такой гадливостью, что она попятилась от него.

— Меня сюда никто не засылал… Меня украли и привезли на лодке. Я даже плакала, думала, меня убьют, но здесь оказалось так хорошо, лучше, чем дома, — с робкой улыбкой попыталась оправдаться Сладушка.

— Тебя и следовало убить! И всех вас…

Мальчик в зеленой шапочке шагнул к ней, замахнулся, и Сладушка привычно закрылась руками, еще не веря, что здесь, в этом Лесу ей встретилось зло! Но удара не последовало…

— Остановись, Вуйко! Прекрати! Мне стыдно за тебя!

Над Вуйко, сжимая его занесенную руку, стоял высокий мужчина — совсем молодой еще, но с сединой в пышных темных кудрях, с такими же, как у Вуйко, злыми зелеными глазами.

— Но почему?! Она же человек! Она мой враг! Посмотри: у нее круглые уши! Она — та самая девчонка, которую принес Ратмир! И она даже не отпирается! Она же человек! Мы же с тобой ненавидим людей… Они убили маму…

— А ты только что едва не уподобился им. Ударить женщину! Существо, которое заведомо слабее тебя! Мой сын на такое не способен! Ты мне противен…

Жестокие слова хлестали бедного Вуйко, как плеть. Он разрыдался, но этот взрослый — его отец? — продолжал говорить, безжалостно добивая его! Сладушка вспомнила своего отца — как он дразнил ее, смеялся над ее слезами — неужели только матери способны на сочувствие, неужели все отцы на свете такие злые?!

— Да как же вы можете так говорить ему! — возмущенно завопила Сладушка. — Неужели вы не понимаете: у него убили маму, он и так горюет, ему и так плохо, а вы его ругаете, вместо того, чтобы утешить! Неужели вам совсем его не жалко? Он же сирота, нельзя обижать сирот!

Сжав кулачки, Сладушка наступала на незнакомца, которому едва ли до пояса доставала. Даже тоненькая белая косичка на затылке дрожала, так она была возмущена!

Незнакомец смотрел на нее без улыбки, недоуменно приподняв бровь. А Вуйко от удивления даже рыдать перестал и воззрился на непрошеную защитницу полными слез глазами. Сладушка поняла, что от нее ждут каких-то действий, то есть, если она не предпримет чего-нибудь немедленно, то над нею просто посмеются и никто, никогда больше не будет принимать ее всерьез! Собравшись с духом, она стукнула незнакомца кулаком по коленке… И храбро взглянула ему в лицо — правда, для этого ей пришлось запрокинуть голову.

— Вот, значит, как! — спокойно сказал незнакомец и потер коленку. — Значит, Вуйко, ты глуп вдвойне! Раз не сумел разглядеть под оболочкой круглоухого человеческого детеныша такой поистине волчьей отваги!

Вуйко снова заревел.

— Какой же вы злой! — снова вскипела Сладушка и, подойдя к Вуйко, обняла его вздрагивающие плечи. Что-то извечное, женское, материнское даже, проснулось сейчас в ее сердце и, гладя своего недавнего обидчика по голове, Сладушка приговаривала:

— Бедный! Бедный ты мой!

Постепенно всхлипывания стали реже, потом и вовсе утихли, но Вуйко не спешил размыкать ее объятий — он так тосковал по нежности! Отец смотрел на них с некоторым недоумением.

— Хватит, Вуйко, пойдем!

— Нет! Никуда он с вами не пойдет! Вы не умеете обращаться с детьми, вы — злой! И мой отец был таким же злым, как вы… И Вуйко со мной останется!

— Вот, значит, как… Что ж, я так и думал, что когда-нибудь это случится! Только не ждал этого так рано, — криво усмехнулся отец Вуйко и тронул плечо сына. — Я ухожу. Если передумаешь — догонишь.

И он действительно ушел! Сладушка задохнулась от возмущения, провожая взглядом его широкую спину, обтянутую потертой замшевой курткой.

Вуйко осторожно высвободился из ее объятий. Лицо его распухло от слез, и злоба в глазах погасла — осталась лишь грусть! Таким он Сладушке нравился больше, но и жалела она его, такого, еще сильнее: хотелось защитить, приласкать, сделать для него хоть что-то хорошее!

— Думаю, Итта не очень рассердится, если я приведу тебя, — робко начала Сладушка.

— Нет. Я пойду за ним… Я не могу его оставить теперь! И потом, он же прав. Во всем. Я — подлый и глупый. А ты — ты добрая и храбрая, спасибо тебе!

— Нет, нет, ты не подлый, не глупый, вовсе нет! Ты просто очень несчастный… И я же все-все понимаю! А уши у меня скоро тоже будут острые… Ты придешь сюда завтра? — отчего-то ей очень важным казался его ответ, и потому голос получился какой-то жалобный.

— Я приду, — твердо ответил Вуйко.

— И мы поиграем?

— Я не умею играть. Но я приду.

— А если он не пустит?

— Все равно приду. Тебя как звать-то?

— Сладушка.

— Сладушка-Оладушка! Берегись, как бы кто не съел!

Прощальным жестом Вуйко дернул ее за косичку — и ушел, не оборачиваясь, как и его отец.

«Сладушка-Оладушка! — сердилась Сладушка, переплетая растрепанную косичку. — Если кто еще имя спросит — назовусь по-взрослому: Усладой!»