Кондотьер

«Неужели, все дело в том, что она Ягеллон? Но Ягеллонов в империи, кажется, несколько?»

И еще одна женщина живо интересовала Натали. Та, кого в своем рассказе Генрих по имени так и не назвал, попытавшись – конспиратор чертов! – и вовсе выдать за мужчину. Но интуицию не обманешь, тем более женскую. А ведь Натали была уже почти влюблена. И это «почти» ее сильно тревожило. Его могло оказаться или слишком много, или недостаточно. Однако сейчас речь шла не о ней, а о ком-то другом.

«Женщина, – решила Натали, еще раз рассмотрев все известные ей факты, если понимать под словом «факты» такие эфемерные вещи, как модуляции голоса, вазомоторика, выражение глаз. – Женщина. И поступок вполне женский. Но очень может быть, что она ему не любовница, а именно подруга была…»

Но и это не все. Эстетическое чувство подсказывало – в истории не хватает какой-то детали. Какой-то подробности, сродни последнему мазку живописца, после которого полотно обретает жизнь. И жизненный опыт твердил о том же. Такие истории не остаются незавершенными.

«И не ври мне, Генрих! – Натали смотрела на спящего Генриха, а казалось, смотрится в зеркало. – Ты, конечно, брутальный тип, Генрих, и все такое, но ты всего лишь человек. Ничего ты не забыл, тем более не простил. И живешь с этим, а оно болит. И знаешь, мне тебя по-настоящему жаль, потому что, в конечном счете, ты даже отомстить за себя по-человечески не сможешь. Некому уже, да и незачем…»

Глава 11 Фокстрот

Новогрудок – город низкий и просторный. Высотных зданий практически нет, да и просто высоких – не так чтобы много. Пара-другая колоколен, башни Черемного замка, телевышка да Сестрина крепь – надвратная башня в Ягеллоновой твердыне. А так что ж… Весь Старицкий Яр, к примеру, район, примыкающий к речному порту и сортировочной станции, застроен двух- и трехэтажными кирпичными домами. Унылое место. Узкие улицы, потрескавшийся асфальт, железные в потеках ржавчины пожарные лестницы… Лавки, а не магазины, трамвай, а не подземка, и кабаки – не первый сорт. Шалманы, пивные, распивочные самого низкого пошиба. И публика в них соответствующая: работяги да бандиты, сцепщики со станции и докеры из порта, шлюхи, мелкая шпана, опустившиеся морфинистки…

– Тронешь сумочку, пальцы отрежу! – Натали не обернулась и на щипача даже не взглянула. Волков бояться, в лес не ходить, а она в трущобах не только бывала, но и жила периодами. Такова судьба всех революционеров. Ну, или большинства. Не всем же везет революции из Цюриха устраивать.

– Пугаешь или инструментом владеешь?

– Я тебе, Гоша, сначала яйца коленом в пах забью, а потом уже перышком разрисую. Под Хохлому. Как считаешь?

– Ну, ты, Нюта, и сука! – радостно захохотал Гоша Гут, и тогда Натали обернулась. А гуте ментш[44] Гоша Гут никак не щипач. Этот здоровый рыжий еврей до «ухода в революцию» слыл удачливым медвежатником. Впрочем, анархист Григорий Гутман вскрывать сейфы не перестал, но делал это теперь исключительно из идейных соображений.

– В бегах или где?

– Гоша, побойся бога! Меня же по телику третий день только что голую не показывают!

– Что, серьезно? На голую я бы на тебя посмотрел!

– И не мечтай! – вполне серьезно отрезала Натали, сама не на шутку удивившись своей неожиданной резкости. – Так ты что, Гут, на самом деле телевизор не смотришь?

– А на кой он мне?

– Тоже выбор.

– Но тебя, Нюта, я видеть рад, хоть ты и продажная сука самодержавия!

– Замени суку на шалаву, и будет складно.

– Да мне, Наталья Викторовна, по барабану, Нюта ты или Наташа.

Хитрюга Гут знал уже, кто есть кто, в этом вертепе. Если и не по телевизору, то уж, верно, в газетах фотографии видел.

– Поговорить надо.

– Тогда за мной!

Гоша повел широким плечом и заскользил куда-то вбок, удивительно ловко, с особой опасной грацией и изумительной деликатностью раздвигая своим огромным телом негустую толпу. Натали шла за ним, как задний мателот[45] в кильватере, ни разу не задев никого ни плечом, ни бедром.

«До чего же хорош! Так бы и ходила за ним, как… как пехота за танком! Нигде не споткнешься, ни обо что не ушибешься…»

– Ну, вот мы и дома! – ухмыльнулся Гут, когда они оказались в крошечной каморке под самой крышей. – Выглядит так себе, но зато говорить можно без опаски, да и срываться, если что, по крышам… Одно удовольствие!

– Тогда определимся, – предложила Натали.

– Валяй! – прищурился Гут.

– Я никого не сдавала и ни с кем, кроме собственного мужика, не сотрудничаю.

– А мужик у тебя, Нюта, монументальный. И где ты такого надыбала?

– Где взяла, там уже нет. Мне его выставили на исполнение, а я промахнулась.

– Постой, а ты разве… – Гут не знал, чем конкретно занимается в подполье Нюта, они пересекались совсем по другим темам.

– Иногда… – кисло усмехнулась Натали, знавшая не понаслышке, что доверие – на пустом месте не родится. – Считай, на голую посмотрел.

– А меня как нашла?

– По ориентировке Жандармского корпуса.

– Что?! – вскинулся вконец обалдевший Гут.

– То, что слышал! Да, сядь ты, Гоша! Если бы брать пришли, то, уж верно, без меня. Как мыслишь?

– Объяснись! – нахмурился Гут.