Прусский посланец, барон Аксель фон Зеевельде, оказался веселым малым весьма приятной наружности, с открытым добродушным лицом и аристократическим, с горбинкою, носом. Темная шевелюра, небольшая бородка и усики, черный испанский камзол – последний писк моды! Общее впечатление несколько портила большая родинка на левой щеке около носа.
Барон оказался заядлым танцором, наперебой приглашал на менуэт всех придворных дам – и даже саму королеву, правда, сперва испросив разрешения у мужа. Маша не отказалась, потанцевала, под конец передав галантного кавалера юной вдовушке Сашке. Уж конечно, красавица баронесса произвела на прусского посланника неотразимое впечатление, хотя кроме нее Аксель перетанцевал со всеми.
– Ишь, как окручивает барона, – фыркнула жеманница Элиза фон Бексенгаузен.
– Точно – окручивает, – подружка ее, Агнета фон Марка, тут же закивала, едва не уронив шляпку. – Я смотрю, вдовушка наша не промах. И месяца со смерти старого барона не прошло, а она уже!
– Да уж, времени даром не теряет.
Пока придворные дамы судачили, а красавица королева вновь подарила кому-то из гостей очередной танец, появившийся в зале Анри Труайя что-то шепнул на ухо Магнусу. Король кивнул и тотчас вышел за своим верным вассалом и другом, бросив по пути Маше, чтоб заканчивали бал без него.
Королева рассеянно кивнула, не прекращая танец: верно, все поняла правильно, а если и не поняла, не расслышала, так и не обидится, понимает – дела.
– Мы взяли его на передаче яда! – спускаясь рядом с монархом по лестнице, хвастал Анри. – Теперь уж не отвертится, проклятый швед! Признается во всем, у меня и не такие плясали.
– Куда поместили?
– В темницу.
Король неожиданно хохотнул:
– В ту самую, где проходной двор? Ну-ну.
– Ваше величество! Да мы уже…
– Исправляетесь, исправляетесь, знаю.
– Стоять! – вдруг послышалось сверху. – Эй вы, оба.
Король и его спутник обескураженно обернулись и подняли головы.
По лестнице быстро спускалась Маша.
– Небось, поймали отравителей?
– Откуда ты…
– Да уж догадаться не трудно! – королева отнюдь не выглядела обиженной – мол, оставили одну, бросили – а вот заинтересованной – да!
– С вами пойду. Гляну.
– Ну, если хочешь, пошли, – король взял жену под руку. – Только смотри, милая, там очень сыро и холодно.
– Я велю слугам принести плащ… Эй, вы там! Кто-нибудь!
На улице начинался дождь, так что двор пересекли почти бегом. Собственно, оно и к лучшему – кроме стражников лишних глаз во дворе не было, да и стражники, узнав Труайя, особо не пялились.
В караулке их уже дожидался Альфонс, выгнав в коридор всех прочих стражей. Пойманный с поличным швед угрюмо сидел в углу со связанными за спиною руками. Напротив него на столе лежал развязанный мешочек с белым порошком.
– Сулема, – тихо пояснил Анри.
– Опять сулема! – усадив супругу поближе к растопленному камину, Магнус уселся рядом. – Не смогли отравить мальчишку-аптекаря, так решили взяться за королей? Гнусно, любезнейший господин, гнусно! Знаете, я даже расспрашивать вас ни о чем не стану. Просто прикажу отрубить голову. Вот прямо завтра же. С утра.
– Лучше повесить, – скромно заметила Маша. – Для подлого отравителя – самая подходящая казнь. Да, я велю дать вам на ночь Библию. Будете молиться, читать. Какую предпочитаете? На латыни или на шведском?
– На шведском, – с ненавистью сверкнул глазами пленник.
– Может быть, хотите отстоять мессу? – королева, казалось, искренне стремилась облегчить узнику путь в мир иной. Магнус не вмешивался, с интересом следя за беседою – выросшая в пучине самых грязных и кровавых интриг, Маша редко болтала просто так, особенно с незнакомцами.
– Да вы, верно, голодны. В камеру принесут жареного поросенка…
Светлые глаза отравителя снова вспыхнули яростью.
Юная королева вдруг улыбнулась, положив руку мужу на плечо:
– А он никакой не швед, милый. И не католик, и не лютеранин, нет.
– Что же – православный?
– Думаю, он турок, – усмехнулась Мария. – Чтобы проверить, можете просто стянуть с него штаны.
Ливония
– Пояснить, почему я так думаю? – Маша обвела взглядом присутствующих и обворожительно улыбнулась. – Вы, господин Ларс, прикидывались католиком, однако Библию выбрали лютеранскую, на шведском языке. Перестарались, выдавая себя за шведа! Католики ведь читают Библию на латыни, и никак иначе. Впрочем, для вас, магометан, все христиане на одно лицо – неверные. К тому же вы так скривились, когда речь зашла о повешенье… и о поросенке. Повешенье – позорная для магометанина казнь, а поросенок – нечистая еда. Так что, штаны снимать будем?
– Я родился в Восточной Румелии, турецком вилайете, – тихо признался Ларс. – В христианской семье, которой не помню. Турки взяли меня в пять лет – налог кровью. Поместили в приемную семью, верную исламу. Мой приемный отец, мирза Исмаил-бей, воспитал меня как собственного сына. Кто-то из таких же, как я, вырастая, попал в новое войско – ени чери…
– Янычары, – внимательно слушая, Магнус кивнул.
– Кто-то стал секретарем, а затем – и правителем, мирзой или беком…