Кондотьер

Именно на это и рассчитывал Арцыбашев. Нужно было наглядно показать всем, чем грозит неуважение к королю и неисполнение его указов. Невзирая на лица, на положение в обществе, на древность рода, на замки.

Замки? Воины? Гонор шляхетский? Ну-ну…

Что сейчас осталось от замка пана Константина Кмишека? Руины! Да, та девушка, верно, погибла… А что делать? Надо показать всем, и тут уж не до сантиментов, не до девушек.

Огромные «единороги», отлитые в Нарве русскими мастерами по русским технологиям, плевались ядрами словно семечной шелухой. Феодальный замок – прекрасная цель, прицел менять не надо. И что с того, что все вокруг заволокло клубами порохового дыма? Да, пушкарям глаза ел – стрелять неудобно. Но ведь ясно, куда. Знай пали!

Вот и палили…

– Ваше величество!

Магнус повернул голову:

– Что такое, Михаил?

– Там это парень, крестьянин… Ясь, кажется. Рвется к развалинам – спасать свою девчонку.

– Его ж там убьют! Да и девчонки уже, скорее всего… Хотя, – король ненадолго задумался. – Вот что! Бери сотню рейтар, прихватывай этого Яся, и мчитесь в замок. Посмотрите, что там да как.

– Слушаюсь, мой король!

Минут через пять после ухода Михутри король дал артиллеристам отбой. День выдался почти безветренный, правда, промозглый, холодный, с мокрым противным снегом, вообще-то, не характерным для мягкой польской весны. Белый пороховой дым, смешанный с кирпичной и каменной пылью, висел над разрушенным замком плотным непроницаемым покрывалом.

Что там делалось, даже в зрительную трубу было не разобрать. Вскоре вернулись разведчики – рейтары с Михутрей, жалованным уже майорским патентом.

– Крепость разрушена до основания! – браво доложил Михаил. – Любо-дорого посмотреть.

– Хм, – Магнус с сомнением покачал головой. – Интересно, там вообще хоть что-нибудь можно увидеть?

Майор рассмеялся:

– Так там уже ничего и нету! Развалины одни кругом – нечего и смотреть. Да, ваше величество, Ясь свою девчонку нашел. Живую!

– Славно! – искренне обрадовался Арцыбашев. – Это ж хорошо, когда у кого-то вдруг – счастье.

– И еще мы поймали владельца замка, – самую важную новость хитрый Михутря приберег напоследок. – Привели на веревке. Велите повесить прощелыгу?

– Стой, стой! Какое повесить? – замахал руками король. – Мы что – турки или татары какие? Под суд его, старого черта, под суд!

– Можно и под суд, ваше величество, – майор повел плечом, защищенным блестящим стальным оплечьем – немножко не в тему с черненым панцирем, однако надежно. Многие тогда комбинировали, не особенно-то глядя – сочетается ли все в латах, гарнитур или нет? Было бы удобно, надежно – что еще надо-то?

– Только судья здесь такие… оправдают черта, как пить дать!

Магнус недобро прищурился:

– Нет! Наши судья – честные. А кто будет нечестным и задумает оправдать… с теми придумаем, что…

– Ну, это другое дело. Пленника к вам привести?

– Зачем? В обоз его, а затем в темницу. Пусть судьи с ним разговаривают.

Клубился, понемногу тая, пороховой дым. На старой, с уже набухшими почками березе невозмутимо каркали вороны. Королевское войско – мушкетеры, пушкари, рейтары – с победой возвращалось в Краков.

* * *

Показательная «порка» непокорного вассала произвела большое впечатление на магнатов и шляхту. Все больше и больше нового короля Магнуса Ливонского начинали воспринимать не как опереточного героя, а как решительного и волевого монарха, ничуть не боящегося применить силу и, самое главное, эту силу имеющего.

Случившееся с паном Кмишеком ясно показало, что с королем шутки плохи, и даже подтолкнуло католических епископов подписать, наконец, знаменитый Акт Варшавской конфедерации, составленный еще в 1573 году и направленный на защиту свободы веры. Участники конфедерации обязались быть взаимно толерантными, хранить эту толерантность в последующих поколениях, быть солидарными в борьбе за свободу веры при любом правительстве, которое преследовало бы любую конфессию. Католические епископы не подписались под статьями Варшавской конфедерации, заявив, что Варшавская конфедерация «оскорбляет величие Бога, разрушает основы польской государственности, поскольку провозглашает свободу всем иноверцам, магометанам, иудеям, протестантам и другим схизматикам».

Стены католических монастырей вряд ли были крепче замка ясновельможного пана Константина, обвиненного в неуважении к законам и власти и ныне ожидавшего суда в королевской тюрьме. Именно на это прозрачно намекнул государь во время частной встречи с кардиналом Родриго. Кардинал малость скривился, но все прекрасно понял, и уже через пару недель Акт был подписан всеми прелатами короны и княжества.