Следы «каторжника» нашлись как раз у Капустника. Именно Гершль сдал некоему господину Мариушу Врейховскому второй этаж своего дома, весь второй этаж, ведь постоялец заплатил щедро, тем более за неделю вперед. Жаль вот, уже третий день не объявлялся, верно срочно уехал и не предупредил.
– Заходил ли к нему кто-нибудь? – У Капустника была не столь уж и редкая манера переспрашивать, а то и задавать вопросы самому себе, причем от имени собеседника. – Да, пару раз заходил. Такой, знаете ли, господин с вислыми усами. Совсем не похожий на шляхтича. Совсем-совсем не похожий. Как раз вчера приходил – и не застал пана Врейховского дома.
– Вчера заходил, говорите… А на кого похож?
– Не знаю. Может, на мелкой руки купца, такого, знаете ли, не цимес. Или, скорей, на приказчика. Плащик такой старенький, потертый. Да, а лицо суховатое, желтое.
– Угу…
– Сдать покои вам? – Гершль покашлял в кулак и оправил длинный темно-синий кафтан.
– По талеру в день.
– По талеру… Но если вдруг вернется пан Врейховский?
– Если вернется, я тут же съеду, – с улыбкой заверил Вальтер. – Вещи его можете не убирать. Полтора талера в день.
– О, вот сразу видно честнейшего и порядочного человека! Прошу, господин…
– Называйте меня – Ян. Просто Ян из Вильны. Да, вот вам еще талер!
Дом Гершля Капустника имел довольно узкий фасад, зато был вытянут вглубь двора, правда, на жилой площади «целого этажа» это отразилось мало: большую его часть составляла устроенная запасливым Гершлем кладовка, а то, что оставалось для проживания, можно было назвать простым и емким словом – каморка. Влезали туда только узенькая кровать, колченогий стул да у самого окна – столик. Единственный плюс – отдельный вход. С улицы на второй этаж вела особая лестница, темная и весьма крутая. Очень удобно для тайных встреч! Лестницу эту первым же делом Вальтер загородил сундучком, найденным в комнате под кроватью. Чтоб никто не смог неслышно подняться. Засов на двери, конечно, имелся, но ведь можно было зайти и со двора. А туда пробраться просто – перемахнув через ограду. Для ловкого и тренированного человека пределов нет!
Тщательный осмотр остававшихся в каморке вещей не дал ничего. Собственно, и осматривать-то было нечего, разве что сундук, в котором обнаружился тяжелый рейтарский пистолет. Почему-то один, а не – как это было принято – пара. Что ж, приходилось ждать желтолицего. Или вислоусого. Впрочем, вислые усы здесь носил каждый третий, не считай каждого второго, так что желтое лицо – примета куда как вернее. Раз он заходил вчера, то вполне мог заглянуть и сегодня. А зачем ему приходить, спрашивается? Если это турок – или агент турок? Ведь король-то жив. Забрать аванс обратно? Или, уж скорей, обсудить дальнейшие планы.
Чрезвычайно осторожный и подозрительный, Вальтер сделал из плаща и подушек чучело, накрыл одеялом да плотней притворил ставни, так чтоб с порога казалось, будто на кровати кто-то спит. Сам же покуда улегся на пол, но не спал, а думал, точнее говоря, вспоминал что-то приятное из своей прошлой жизни. Суровое, с массивною нижней челюстью лицо наемного убийцы озарила улыбка, он даже прикрыл глаза и принялся насвистывать какой-то мотив. Подслушивавший под дверью хозяин, Гершль Капустник, так и не смог угадать – какой. Никогда такой песни не слышал!
Между тем на лестнице, что вела на второй этаж, вдруг что-то упало. Было похоже, что кто-то споткнулся. Старый пройдоха Капустник насторожился.
Осторожно поддев дверной крючок лезвием узкого стилета, кто-то тихонько приоткрыл дверь. И что-то швырнул в спящего!
– Хороший бросок, – прокомментировал спрятавшийся в кладовке наемник. – Добро пожаловать – салам алейкум!
Проводив Сашку с Эрихом, король и королева Ливонии и Речи Посполитой продолжили активно заниматься государственными делами – теми самыми, что составляют внутреннюю политику государства. Натравив прусского посланника на некоторых не очень-то лояльных к новой королевской власти магнатов и кардинала Родриго, Магнус предпринял ряд очень серьезных встреч с высшим нобилитетом Кракова и Варшавы, где клятвенно заверил о нерушимости частной собственности и уголовном преследовании за незаконные конфискации.
Кроме того, король тайно обсудил саму возможность инкорпорации городских сословий в сейм, а также еще раз подтвердил привилей о свободе веры, ратифицированный еще Генрихом Анжуйским. На основании этого привилея краковские евреи попросили высочайшего разрешения построить новую синагогу и, получив таковое, резко пополнили несколько оскудевшую казну.