Кондотьер

Поблагодарив стражника, Магнус бросился прямо через куст, схватил Машу за руку:

– Бежим, милая! Бежим.

– Что – гонится кто?

– Не, к воротам успеть бы.

Они неслись, как сумасшедшие, мимо соборной паперти и дворцов, по мощенной дубовыми плашками дорожке. Где-то горели факелы, где-то нет, и путь освещала выплывшая на небо луна, похожая на обкусанную банную бадью – шайку.

Слава Господу, кажется…

– Хто такие?

– Каменщик я, артельщик. А то – жонка моя, обед приносила.

– Припозднились вы с обедом.

– Так это… на молитву в Архангельский храм зашли. Ой, красота-то! У нас в Твери такой нет.

– Так вы тверские, что ль?

– Ну да, тверские… Дядечка, нам бы пройти.

– Дак идите – не держу, – дюжий стрелец в зеленом кафтане поправил на груди берендейку с пороховыми мешочками и, повернувшись, крикнул воротной страже: – Эй! Тут вон еще деревенщина… Артельщики тверские.

– Плотники, что ль?

– Не, каменщики.

– Каменщики нам без надобности. А плотники бы сгодились! Эй, паря, у тебя, чай, среди плотников знакомых нет?

– Да есть. А чего надо-то?

– Сговориться бы – крыльцо на дворе поправить.

– Так завтра и сговоритесь, ага. Кого спросить-то?

– Кольшу, Федосьева сына, стрельца. Это я и есть – Кольша.

– Ужо не забуду.

Перейдя Неглинную по куцему деревянному мосточку, беглецы озадаченно остановились на небольшой площади с недавно восстановленной деревянной церковкой.

– Ну… и куда теперь? – королева сверкнула глазами.

– Знаю одного человечка, на Скородоме… тут недалеко.

– Пусть и недалеко, да как пройдем-то? – резонно напомнила Маша. – Ночь на дворе, улицы все рогатками перегорожены, стрельцы везде. А где стрельцов нет – там лихие людишки. Шокеров наших на них не хватит.

– Однако ж ты права, милая…

Бросив рассеянный взгляд на отражавшуюся в реке луну, Магнус вдруг заметил…

– Эй, лодочник! Лодочни-и-ик! Мать твою… оглох, что ли?

Утлый челнок, повернув, пристал к берегу.

– Почто орешь-то? – хмуро осведомился лодочник – кособородый мужик в темном зипуне и круглой суконной шапке, всем своим обликом напоминавший подмосковного крестьянина или какого-нибудь посадского человека из мастеровых.

– Нам на Скородом бы… А то рогатки везде.

– На Скородом, говоришь? Так я-то, вишь, в другую сторону.

– Заплатим, сколько скажешь, только доставь!

Хитрые глаза перевозчика вспыхнули алчностью:

– А куда вам на Скородом?

– Григория Ершова постоялый двор знаешь?

– Гришку-то? Как не знать. А вы ему родня, что ль?

– Считай, что родня. Постояльцы.

– Дюжина «новгородок»! Посейчас. Сразу!

– Ну… у нас нет сейчас. На постоялом дворе бы и…

– Как знаете.

Разочарованно свистнув, кособородый оттолкнулся от берега веслом.

– Эй, эй! – замахал руками Магнус. – Я вот тебе… зипун свой отдам.

– Сдался он мне…

– Или… пока за деньгами хожу, сестрицу родную в залог оставлю.

– Сестрицу, говоришь?

Маша так и была, в чем сбежала: растрепанные волосы, накинутый поверх сорочки халат.

– Ладно, – заценил лодочник. – Сестрица твоя – баская девка, только уж больно тоща. Не кормишь ты ее, что ли? Ну, садитесь уже – чего встали-то?

Разворачивая челн, лодочник навалился на весла. Остались позади мрачновато-красные башни Кремля, освещенные ущербной луною, пропыли справа валы Китай-города, потянулся белый город, застроенный хоромами купцов и приказных дьяков. А вот и Скородом – Земляной город…

– Вон, вон, к пристани давай, к вымолу, – привстав, показал рукой Арцыбашев. – Тут до двора Ершова – рукой подать. Сестрица посидит, а я сбегаю.

– Давай, беги. Дюжина «новгородок» с вас – не забыл?

Выбравшись на мостки, Магнус обернулся к супруге:

– Ежели что – ты знаешь, что делать.

Маша молча кивнула и улыбнулась – иди, мол, нечего тут рассуждать.

Арцыбашев исчез, растворился в ночи. Лишь из-за заборов донесся злобный собачий лай. Цепные хозяйские псы, почуяв чужака, подали голос.

– Ишь, разлаялись, – бросив косой взгляд на Машу, лодочник покачал головой.

– Хозяйское добро стерегут, – усмехнулась дева. – Хороший пес немалых денег стоит.

Где-то далеко за рекой вдруг зазвонил колокол. Его подхватил второй, третий.

– Господи, – встрепенулась Мария. – Пожар, что ли? С чего так трезвонят-то?

– В Кремле колокола бьют, – кособородый прислушался, приложив ладонь к уху. – Не, не пожар – на набат не похоже. К вечерне – поздно уже, к заутрене рано. Верно, случилось что. Так, не особенно для Москвы важное. Кто-нить что-нить украл или сбег.

– Да как – не важное? – не выдержав, возмутилась княжна. – Это ж Кремль, не что-нибудь! Сам царь-государь здесь!

– А вот и нет, – лодочник важно усмехнулся с видом человека, знающего все и вся. – Царь-батюшка наш Иоанн Васильевич, да пошлет ему господь здоровья, давно уж не в Кремле живет, а в слободе Александровской. Там дворец у него, палаты царские! Тут, на Кремле, Симеон Бекбулатович, царь, проживаху…

– Ой, любит Иоанн Васильевич на части государство делить, – с недобрым прищуром королева сплюнула в воду. – То опричнина с земщиной, то вот – Симеон Бекбулатович, царь. Чтоб каждый в другом врага видел, чтоб стравить всех, чтоб…

– А ты ведь не из простых людей, дева! – неожиданно перебил лодочник.

Маша хмыкнула: