Кондуит и Швамбрания (Книга 1, Кондуит)

Срезанные звонки сдаются классному старосте. Он передает их через Комитет одному инвалиду, который за это будет давать нам порох, патроны, пугачи и др. О дне "варфоломеевской ночи" будет дан старостами сигнал в виде белого треугольника, присобаченного к окну на стекле. Не надо ломать большой звонок в учительской, а то догадаться можно кто. Кто будет об этом звонить, тому так заткнем звонок... Режь звонки! Один за всех! Все за одного! Да живет Борьба и Месть! Подпишись, передай дальше, кроме Лизарского и Балды. Ком. Б. и М. 1915 г.". И пошли гулять по гимназии манифесты под шепот подсказки, в толчее перемен, в накуренной вони уборной. Двести шестьдесят восемь шинелей висело в раздевалке. Двести шестьдесят шесть подписей собрали манифесты. Не дали манифеста сыну полицейского пристава Лизарскому и товарищу его Балде. Война была объявлена.

"СОРВАННЫЕ ГОЛОСА"

Через пять дней главари собрались поздно вечером в шалмане. Несмотря на позднее время, все они явились с тяжелыми ранцами за спиной. А в ранцах, там, где бывал обычно многоводный "Саводник" и брюхатый цифрами "Киселев", лежали срезанные кнопки звонков. Белые, черные, серые, перламутровые, эмалевые. желтые, тугие и западавшие кнопочки (раз нажмешь - звонит без конца) смотрели из деревянных, металлических кружков, квадратиков, овалов, розеток, лакированных, ржавых, мореных и крашенных под дуб и под орех. Оборванные провода торчали из них, как сухожилия. Весь город записался в очередь к Афонскому Рекруту. Две недели с утра до вечера привинчивал Рекрут новые звонки, ставил "сорванные голоса", как шутя любил он говорить. Когда же последняя кнопочка была привинчена, Рекрут сказал Биндюгу: - Крой! Через неделю. В субботу была грязь. Не одна галоша захлебнулась в лужах, не один резиновый бот затонул на главной улице Покровска. Когда же, теряя галоши, дорогу и силы, покровчане пришлепали из церкви домой, они долго шарили в темноте по дверям, зажигали спички, прикрывая их ладонью от ветра. Кнопок не было. К ночи весь город знал: новые звонки срезаны!.. - Шо ж таке? - волновались на другой день в церкви на обедне, на углах улиц, на завалинках, у ворот. - Матерь божия! Середь белого дня... грабеж. Мабуть, вони целой шайкой шкодят?.. - Як же!.. Поставила я тесто та и вышла трошки с шабрихой покалякать, с Баландихой. Ну, а у хате Гринька, бильшенький мой, уроки, кажись, учил. Покалякала я трошки, вертаюсь назад, хочу парадное зачинить... шась! Нема, бачу, звоночка... И не было никого округ... И не знала бедная кума, что ее-то "бильшенький", курносый пятиклассник Гринька, сам и срезал звонок...

ЗЕМСКИЙ И СЫН

Уныние царило в городке. Новых кнопок уже не ставили. Гимназисты торжествовали. На всех дверях печально пустовали невыгоревшие светлые кружки с дырками от гвоздей. Только земский начальник позвал Афонского Рекрута. - Ставь новый! - сказал земский. - Ставь, подлец! Да крепче! Знаю я вас, чертей афинских... Все ваши шахер-махеры знаю. Земский погрозил пальцем. Рекрут насторожился. - Нечего, нечего прикидываться! Знаю. Норовишь, чтоб чуть держался, поставить. Чтоб легче хулиганам этим было. Вам, архаровцам, одна выгода. Они сорвали, а тебе, черномазое жулье, заработок. Ну, на этот раз шалишь! Я городового поставлю. Круглые сутки дежурство. Рекрут привинтил новый звонок и побежал в шалман, где ждали его гимназисты. Рекрут объявил: - Земскому новую пупырку присобачил. Резать нельзя. Фараон караулить будет. - Плевал я на всех фараонов! - упрямо крикнул гимназист Венька Разуданов, сын земского начальника, по прозвищу Сатрап. Коренастый, упрямоголовый, он сильно смахивал на отца. (Отсюда и пошло его второе прозвище - Тень отца Хамлета.) - Послушайте, вы, воинствующий мальчик, - сказал Иосиф Пукис, - что это за апломбированный тон? Как бы вы не сняли вместо звонка вот эту гербовую фуражку. Зачем залазить на рожон? Осторожность прежде всему. - Верно, Сатрапка, смотри... Если вляпаешься - вот! Приложу... - И Биндюг поднес к носу Сатрапа свой чудовищный колотушкообразный кулак. Как всегда, кулак подвергся тщательному и любовному обсуждению. Все щупали кулак и восхищались: - Дюжий кулак! Поздоровче моего. - Хороший кулак в наше время лучше неважной головы, - философствовал Иосиф. - Холеси кулак, - восхитился Чи Сун-ча, - такой кулак палаходя босьман. О! Зюбы ньет! - А звонок я все-таки срежу! - упрямо буркнул сын земского.

ГЛАВА ПОЧТИ КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКАЯ, В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ,

ВИДЯ НАВЕРХУ НОГИ, А ВНИЗУ ГОЛОВУ,

МОЖЕТ КРИКНУТЬ АВТОРУ; "РАМКУ!"

Тьма.