Конечная – Бельц

На полу валялась солома. Наверное, это рига или амбар. Марка окружали четыре стены из плохо пригнанных досок. Ветер задувал в щели с адским воем. Оглушительному свисту и завыванию вторил грохот сотрясавшихся стен, и казалось, вся конструкция вот-вот обрушится, не выдержав очередного порыва ветра. По оранжевым отсветам он понял, что день клонился к закату. Становилось холодно.

Марк хотел подышать на пальцы, чтобы их согреть, но руки его не слушались, как и онемевшие ноги. Голова раскалывалась от дикой боли. В нескольких метрах от него маячили длинные черные тени, они держались прямо и неподвижно, он едва различал их, словно в тумане.

Сарай для сена. В воздухе стоял густой запах подгнившей травы, почти такой же, как в сарае у дяди Саши. Марк понял, что руки у него за спиной к чему-то привязаны и он сидит, подогнув под себя ноги. Кровь в венах застоялась, и ему требовалось поменять положение тела. Он попытался ухватиться правой рукой за икру, но прикосновения не почувствовал, – его нога была безжизненной, как кусок мяса. Он шумно выдохнул. У него совсем не осталось сил. Марк оперся на запястья и, стиснув зубы, сумел разгрести покрывавшую пол солому. Одна ступня, другая. По жилам снова заструилась кровь; ноги, от пальцев до бедер, стало покалывать, как будто в них впились тысячи кнопок. Он сморщился от боли. Боже мой, куда он попал? Что произошло? Он ничего не понимал. И его невыносимо клонило ко сну.

Внезапно он различил среди свиста ветра не то жужжание, не то шорох. Этот звук был не похож на другие – как будто пучок соломы терся о доску. Звук раздался снова, и Марк затаил дыхание. Видел он смутно, и тем не менее его не покидало ощущение, что здесь, рядом с ним, кто-то есть. Он еле слышно подал голос, но никто ему не ответил. Шуршание прекратилось. В горле у него пересохло, и во рту стоял сильный и противный сладкий привкус. Когда он попытался сглотнуть, горло обдало жаром. Его голова лопалась от боли, и он старался меньше ею шевелить. Какой-то негодяй накачал его наркотиками и привязал, это его шаги он слышал, подумал Марк, но внезапно его мысли прервала сильная пульсация крови в ушах. Он зажмурился. Почему ему не отвечают? Марк попытался ослабить веревки, но упаковали его на совесть.

Он откинулся назад, привалившись к столбу, к которому был привязан. Услышал слева тихий шепот. Он готов был поклясться, что рядом с ним кто-то тихо переговаривается.

– Кто вы? – заметавшись, крикнул Марк. – Я вас слышу. Чего вам от меня надо? Развяжите меня, развяжите…

Голос ему изменил, и его последние слова потонули в рыданиях. Шепот прекратился, но он чувствовал их присутствие. Вне всякого сомнения, это двое мужчин. Глаза Марка постепенно привыкали к темноте, и в десятке метров от себя он разглядел две фигуры. Одну сидящую, другую стоящую. Время от времени первая поднималась, а вторая садилась. Порой они наклонялись друг к другу. А Марк между тем все боролся со сном, головная боль у него немного утихла, но сознание по-прежнему было спутанным.

Внезапно воздух по обе стороны от него и сзади пришел в непонятное движение. И тут же две руки обхватили его щиколотки. Он начал отбиваться, и в тот же момент почувствовал, как две ладони со всего маху впечатались ему в лицо – одна давила на нос, другая на подбородок. Эти мерзавцы силком пытались открыть ему рот, и он вновь ощутил на языке и в горле отвратительный химический вкус. Он пробовал сопротивляться – сжимал челюсть, плевался, – но вынужден был проглотить эту гадость. По телу тотчас разлилось благодатное тепло, веки отяжелели, и в глазах появилась какая-то муть – в виде мужских силуэтов, растворявшихся в полумраке. Силы стали покидать его. Пытаясь перекричать сумбурный хор голосов, он требовал, чтобы они отпустили его, чтобы развязали эти проклятые веревки и отправлялись ко всем чертям, называл их бандой ненормальных и негодяев и обещал придушить их одного за другим, говорил, что он им… Но сыпавшиеся на их голову проклятия так и замерли у него на губах.

Ветер стих с наступлением ночи, точнее, с ее переходом в 21 марта. Ночи равноденствия и полнолуния. Щели в стенах зияли чернотой, температура воздуха снаружи упала до трех градусов. Однако сквозь маленькое слуховое окно, прорезанное в крыше амбара, просачивался едва заметный бледный свет. Тропу контрабандистов, убегавшую вверх, к высокому мысу Аргоа, окружала прозрачная звездная ночь, отливающая холодным лунным светом, который отбрасывал на землю бесформенные тени тисов и приморских сосен и выхватывал из темноты кусты утесника и ежевики, словно танцоров луч прожектора. Ланды окрасились серым, ложбины и впадины холмов превратились в черные пятна и выглядели пугающе грозными, кокетливые домики растворились во тьме, – остров казался зловещей немой декорацией, черно-белым натюрмортом без единого звука и малейшего движения.