Конечная Остановка

― Толпы народа спонтанно стремятся разглядеть в новом черты стереотипно старого, ― обобщила Вольга, ― учеными словами говоря, конфабуляции и псевдоморфоз национальной идеи почти по Шпенглеру. Ностальгия по прошедшему, шаманские камлания о минувшем. Красно-зеленый закат над болотом.

― Будущее в прошлом, давай, фольк-народы, в него назад! ― безыскусно по-английски отметился Евген с нарочитым калифорнийским акцентом.

― Консерватизм и реформизм суть две стороны одного и того же рыбьего статира, обретенного по воле Божьей или попущением Его, ― в неизменном евангельском аспекте, перекрестившись, высказался Михалыч, настроенный с утра религиозно и набожно.

― Оттого реформа календаря и перевод стрелок часов легко осуществимы. Было бы желание власть имущих, ― ассоциативно раскинул мыслью Евген. ― Ничего не стоит одним правительствующим установлением принудить верноподданных жить по белорусскому поясному времени и отмечать семейный праздник Рождества до Нового года, коли перенести рабочие и выходные дни.

― В семье не без Луки-урода… в новогоднем поздравлении по телевизору, ― подхватила Тана. ― И сомнительного сыночка Коленьку рядышком перед камерой усадить.

Точнее сказать, пасынка, того-сего даже не бастарда, байстрюка. Вернее верного, что пащенок Коля генетически не является биологическим сыном Луки, бывши тайно усыновленным пропаганды ради.

Чтобы ни болботали в народе о Луке как о секс-гиганте и его бессчетных полюбовницах-лахудрах, с прошлого века он ― полнейший импотент, нуль без стоячей палочки. Мне об этом по секрету как-то обсказала Явдоха, моя свекровь-покойница. У нее имелись точные медицинские данные про гэтакую нестойкую врачебную тайну непосредственно от лечкомиссии, от классифицированных коллег урологов. Луке когда-то крайне неудачно оперировали, не то в Германии, не то в Швейцарии, очень запущенный хронический простатит. Он и пожурчать, похезать, пописать-то нынче встает раз пять-шесть за ночь.

Вот и вся любовь у него, хи-хи, ху-ху, с сексом. Все остальное хо-хо ― сублимация по Фрейду, что в лобок, что по лбу, ― ернически подытожила Тана. Вероятно, в пику Михалычу, который с позиций религиозной философии благочестиво не признает атеистический фрейдизм и фрейдистов…

Это отметили и Евген, и Змитер, и Вольга. Но периодически интимным отношениям Таны и Михалыча они не придают какого-либо ревниво морального значения, совковую аморалку им не шьют, разницу в летах пошло не муссируют. Пусть их. Коли необременительный секс делу не помеха ― и то ладно. La donna e mobile.

«То-то сеструха Ангелина загостилась у борисовских родственничков!»

* * *

На следующий день, перед тем как окончательно стемнело, Тана Бельская была при мобилизации да при полном параде приготовлений к вооруженному и оружейному транзиту Минск ― Киев. Неотделимо включая прическу, макияж и новенький с иголочки мундир майора милиции с омоновскими нашивками.

― Вульва трется о седло, скачут девки далеко, ― Тана имела в виду, в большом зеркале в прихожей, и себя саму, и Вольгу Сведкович с тремя звездочками старшего прапорщика на милицейских погонах.

Для полноты картины передвижения большого начальствующего лица Евген Печанский был в штатском, в импозантном и внушительном облике аудитора, сановника в немалых министерских чинах, призванного наводить страх и трепет на контролируемых и ревизуемых.

Соответствующим контролю госномером также снабжен ухоженный микроавтобус «мерседес» у подъезда. Там широкоплечий омоновский сержант Герман Бахарев с административной миной на мрачном конопатом лице сурово наблюдает за погрузкой угловатых ящиков в пластиковых мешках, очень похожих на те, в каких перевозят груз 300.

«Трупы не возим, но щербатые стереотипы срабатывают на глубине, так бы сказать, подсознания, буде кто сунет любопытный соседский нос в страшные государственные тайны».

Евген еще предыдущей ночью заранее с помощью Михалыча по плану отобрал, упаковал секретное имущество, особенно ПЗРК, скрупулезно приготовил его к транспортировке через две госграницы.

В тот день отъезда, но тоже поздним вечером в обусловленный час на квартиру письменника Двинько подтянулись штатские, не слишком трезвые грузчики ― Бекареня-отец и Бекареня-сын, живущие неподалеку двумя дружными семьями.

«На одной жилплощади, наподобие моей. Деды и внуки, квартирные лары и пенаты, причисляя сюда покойного прадеда-булаховца, бесстрашно партизанившего в Армии Крайовой. Затем знянацку оборотившегося членом подпольного райкома компартии Западной Беларуси и заслуженным, грудь в орденах, красным ветераном пресловутой великоотечественной войны…

Приняли на грудь и зараз добавили батянька и сынку для храбрости, что ли?..»

Ни в службу, ни в дружбу лишних вопросов никто никому не задает, если руководство отдает спадарские распоряжения вовремя и четко; добро, коли заблаговременно. Георгий и Лавр Бекарени молча, со значением, крепко пожали руки спутникам, расставшись с ними на окраине города у гипермаркета и не менее гипертрофированного гаражного комплекса.