Конечная остановка: Меркурий

– Слушайте, девушка, какого хрена? Это не портфель, "открыл-закрыл". Там герметическая упаковка. Если я ее вскрою, груз пропадет. А зачем мне везти на Марс тухлятину? Там, что ли, своей мало? Я же в Бредбериево со светлым лицом пойду на квалифицированный биологический контроль, а вам-то что за радость ерундой заниматься?

– А если какая-нибудь протоплазма расползется по всему кораблю? Я настаиваю на том, чтобы вы открыли чемодан. В противном случае ваш билет будет аннулирован и вы даже не получите назад свои деньги.

– Ладно, утихни. – Я понял, что игра вчистую прокакана. Сейчас беру свой чемодан и улепетываю, теряя билет. Не исключено, что меня в нескольких метрах отсюда задержит полиция и отправит на тщательный досмотр. Тем более, бугаи уже оживились и стали посверкивать глазками-бусинками в мою сторону.

Но в тот гадкий момент, когда я удрученно потянулся к ручке чемодана, лампы по всему залу зарябили, сканер стал жалобно пищать и выдавать отказ.

– Вот зараза, – пришел черед занервничать служительнице ворот. – Какой-то сбой в питании, что ли? Хорошо, проходите. Если чемодан и лопнет, то ваша гадость быстро околеет. Там, в багажном отсеке, температура будет немного отличаться от забортной.

– Конечно-конечно, рад услышать. До встречи, золотце.

Шошана поплыла вместе с чемоданом на багажной ленте в грузовой отсек взлетно-посадочного модуля корабля. А я вслед за счастливчиком Анискиным проследовал в пассажирский отсек второго класса того же модуля.

В первом классе – пассажиры посолиднее, в полукаютах со своими санузлами. А во втором – общий кубрик, вдоль бортов кресла-коечки стоят, но тоже неплохо. Анискин привольно расположился, протянув свои ноги-столбы, через одно место от меня.

И вот уже ускорение стало прижимать мои соки к спинке кресла. Взлетно-посадочный модуль покинул шлюз и стартовал, как обычный планетолет. С единственным отличием, что сперва для экономии топлива его разгоняла катапульта по взлетной эстакаде и потому трясло не очень, хотя ускорение было минимум четыре "же". Но потом, когда аппарат уже отделялся от эстакады, вовсю закряхтел жидкостно-реактивный разгонный двигатель и "живую массу" порядком забросало. В моем желудке недовольно съежился завтрак, а в мочевом пузыре – стакан портвейна. Но все равно, как сладко было знать, что поганая желтая говно-планетка начинает мельчать и удаляться от тебя.

Вот, мы уже на орбите. Поэтому завтрак хочет выйти из моего живота и поздороваться с остальными пассажирами. Взлетно-посадочный модуль тем временем наплывает на основной модуль корабля, давно уже разгоняющийся, чтобы вскоре сняться с рейдовой околопланетной орбиты и лечь на траекторию, уносящую в глубины гостеприимного космоса. Меня чуток бросает вперед, и всё слегка плывет перед глазами – от перепада скоростей при состыковке. Опять чувствуется ускорение – начинаем раскручиваться, набухая орбитальными витками в сторону Марса – вернее, его будущего места на околосолнечной орбите, где мы с ним и свидимся.

В отсеке меркнет свет. Остаются только маленькие светильнички у изголовья кресла-койки, впрочем тепловидящему и так все видно, хотя в несколько размытом виде. Однако, дамы могут спокойно разоблачаться, не боясь, что кто-то разглядит у них подробности и детали. В тепловом диапазоне порнографии не дождешься. Сейчас большинство пассажиров накушается транквилизаторов и окунется на пару суток в здоровый сон, другие нырнут в мультяшный балдеж, изливаемый через экраны хайратника корабельной фильмотекой или засунут в нейроразъем кристаллик с виртуалкой. Когда-то в салоне первого класса ставили сплошные переборки между пассажирами, но потом выяснилось, что двух-трехнедельное одиночное проживание в ящике нередкого человека превращает в клаустрофоба и шизофреника. Сейчас там от четырех стенок остались только разделительные бортики, вроде тех, что имелись полвека назад в плацкартных вагонах, катавшихся по Земле.

Скоро пора придет черед выковыривать Шошану из багажного отсека. Я убедительным ноющим голосом скажу стюардессе, что забыл в багажном отсеке лекарство, важное для поддержания во мне жизни.

Тут произошла какая-то перемена. Я все-таки немало полетал по космосу и знаю в этом деле толк. Кажется, мы начали терять ускорение. Меж тем оно обязано нарастать непрерывно всю первую четверть полета – ведь корабль-парусник будет подставляться под разгонные лучи новых и новых лазерных станций. А вот несколько раз пихнули в бок маневровые двигатели. Значит, меняется траектория – похоже, мы снова перебираемся на околопланетную орбиту. Это мне уже не нравится. Я подозвал стюардессу.

– Милочка, зачем мы вдруг тормозить стали? Я ведь столько лет копил гафняшки честным трудом и опустил их в кассу за прибытие точно в срок.

– Не беспокойтесь, – отвечала ласково "милочка". – Сейчас я справлюсь у пилотов.

Она подвела микрофончик ко рту и о чем-то тихонько забормотала со своими дружками.

– Одна из разгонных станций забарахлила...

– Поэтому... – любезно вставил я.