Конец

Но Хинес смотрит в салон, широко раскрыв от изумления глаза, смотрит пристально и неотрывно, почти не скрывая охватившего его ужаса. Мертвец, который сидит на водительском месте, даже не шелохнулся, несмотря на то что машину сильно качало, пока Ева боролась с дверцей. Рот у него слегка приоткрыт — это черная дыра без намека на белые полоски зубов. Полуопущенные веки позволяют увидеть затянутые смертной пеленой глаза. Тело лишено каких бы то ни было признаков жизни, и только в одежде — футболке с коротким рукавом, спортивных брюках и кричащего цвета кроссовках — осталось что-то от повседневности. Ева быстро поворачивается к Хинесу.

— Спокойно, спокойно! — говорит она, заметив ужас на его лице. — Это просто труп, это вовсе не живой покойник.

— Дай мне… дай мне, пожалуйста, его пиджак… он там, на сиденье.

— Пиджак?.. Зачем тебе понадобился его пиджак? Что-то опять взбрело в голову?

— Бумажник… документы, — говорит Хинес, как-то неуверенно указывая в сторону распахнутой дверцы, словно суеверный страх мешает ему самому приблизиться. — Наверняка в пиджаке лежит бумажник.

— Да объясни ты наконец, что тебе там понадобилось! — сердится Ева, но в гневе ее теперь чувствуется страх и нарастающая тревога.

— Не может быть! Этого не может быть! — вскрикивает Хинес каким-то жалобным, рыдающим голосом.

Ева делает шаг к машине, хватает с сиденья пиджак, резкими движениями ощупывает его и наконец натыкается на характерно вздувшийся карман. За считаные секунды она достает бумажник, открывает его, заглядывает внутрь и читает указанное в бумагах имя:

— Андрес Гомес Гарридо.

Хинес ошарашен, уничтожен. Он стоит с открытым ртом, влажная нижняя губа вяло отвисла, в глазах застыл ужас, кажется, он вмиг постарел на десять лет. Он тупо повторяет: «Не может быть! Не может быть!», словно все мысли его, избегая более страшных выводов, устремились в этот глухой тупик.

— Ты можешь наконец объяснить мне?.. — взрывается Ева, но тотчас замолкает — ее неожиданно посетило некое воспоминание, некое подозрение. — Погоди… Андрес… А не так ли звали?.. Неужели это…

— Он здорово изменился, — произносит Хинес скорбным тоном, — но… на самом деле… лицо… сразу показалось мне… и голова… форма черепа. Да он уже и тогда начал лысеть, в двадцать лет! Это было так дико! Мы над ним посмеивались… Посмеивались!

— Андрес! Этот Андрес и был Пророком? Это и есть ваш гребаный Пророк?.. И он помер!

Ева вдруг пришла в какое-то странное возбуждение, словно получила отличную новость. Она все еще с радостным недоверием мотает головой, держась рукой за машину рядом с задней дверцей. Хинес между тем отступил еще на шаг. Он тоже поводит головой из стороны в сторону, словно ребенок, который без всякой надежды на успех пытается спастись от шприца, зажатого в руке доктора.

— Но как же это? Почему он не…

— Надо же! Да ведь это просто здорово! Ваш знаменитый Пророк… — говорит Ева.

— Но ведь он… Почему он не… Только он один не исчез! — продолжает Хинес тоном человека, ненароком схватившегося за раскаленный гвоздь. — И почему мы его нашли? Почему именно мы?

— Случайно! По чистой случайности! Как и все остальное, что с нами произошло, — это треклятая случайность. Как и та очередность, в которой исчезали люди.

— Ты ошибаешься, — говорит Хинес с тоскливой торопливостью. — Должен быть кто-то, какой-то разум… здесь есть… план, заранее продуманный план, и кроме того… Почему он… почему мы его нашли?

— Да перестань ты!

Ева резко наклоняется, сует голову в салон машины, достает лист бумаги и сразу же начинает читать. Это похоже на письмо, во всяком случае, есть что-то вроде заголовка или обращения, за которым следуют несколько абзацев текста, напечатанного мелким шрифтом на компьютере, — текст занимает почти всю страницу. Ева читает с таким выражение на лице, словно не верит своим глазам, словно ничего не может понять, она хмурится, а потом на губах ее появляется что-то вроде гримасы отвращения, презрительная улыбочка; потом она мотает головой, самодовольно выпускает воздух через нос и вдруг поднимает глаза от листа бумаги и какое-то время стоит неподвижно, о чем-то раздумывая.

— Что? Что там написано? — спрашивает Хинес нетерпеливо и почти жалобно, увидев, что Ева, не выпуская листа бумаги из рук, двинулась вокруг машины и остановилась только у дверцы водителя.

Ева смотрит сквозь окошко — наклонившись к нижней его части и приставив ладони домиком к стеклу, чтобы не мешали отблески солнечных лучей. Но, судя по всему, ей не удается разглядеть то, что хотелось, поэтому она открывает дверцу — та легко распахивается — и внимательно все осматривает. Лицо ее на миг озаряется победной улыбкой, но потом она кривит губы и быстро захлопывает дверцу, закрывая нос и рот сразу двумя руками.