Конец

— Знаешь, почему этот тип не исчез? — спрашивает она, снова обходя машину, теперь уже безо всякой спешки, и с вызовом подняв вверх листок. — Он ехал на ваш праздник, заготовил речь и заучивал ее наизусть… Да, он ехал на праздник, рассчитывая добраться туда «к назначенному часу», но случилась авария, понимаешь, этот идиот разбился на полпути. Видать, ехал и читал, заучивал…

— Нет, как он мог приехать «к назначенному часу»? Наверняка выехал слишком поздно… Электричество отключили…

— Он разбился раньше, за несколько часов до отключения. Поэтому тело и не исчезло. Это первый встреченный нами человек — и он умер до отключения электричества. Теперь мы попали в мир мертвых, черт бы его побрал… И стало наконец ясно: мертвецы не исчезают.

— Этого не может быть! Откуда ты знаешь? Откуда тебе известно, когда…

— Он ехал с погашенными фарами, Хинес. Подумай сам: кто же ездит в час ночи с погашенными фарами?.. Да еще в малонаселенной местности.

— Погашенные фары… А почему именно мы с тобой его нашли? Почему мы должны были проехать именно здесь, мимо…

— О чем ты? Боюсь, тебе проще было верить в своего личного бога… в своего собственного всемогущего ангела-истребителя, да?

— Ответь на мой вопрос!

— Мы нашли его потому, что он скорее всего где-то тут поблизости жил, в одном из ближайших городков… Их тут полно. Все логично: он направлялся на праздник, в приют, и как раз собирался выехать на шоссе, по которому добрались сюда и мы. Это самый короткий путь.

— Но… это шутка…

— Шутка?

Ева начинает хохотать. Она остановилась, не дойдя до Хинеса, рядом с одной из фар, и смеется — сперва тихонько, зажимая рот рукой, потом все громче и громче, все откровеннее, пока смех не становится неудержимым, по-настоящему веселым и даже почти издевательским.

— Так этот тип и был вашим грозный Пророком? — спрашивает Ева, задыхаясь от хохота, борясь со смехом, чтобы выговорить вопрос. — Этот тип был тем грозным существом, которое вдруг обрело… сверхчеловеческую власть? Ну ты даешь! Мужик с тачкой двадцатилетней давности — за шестьсот евро, придурок в белых носках и занюханном… мужик, который пишет вот это…

— Он мертв!.. Нельзя так говорить о покойниках!

— Но ведь это правда! — возражает Ева, переходя от смеха к бешеной ярости. — Он был просто шутом гороховым, чокнутым… а вы его боялись, портили себе жизнь… из страха перед этим недоделанным губошлепом. Из страха перед ним ты вчера отказался любить меня… Любить! А ведь только так можно… Но уже поздно! Теперь ты… теперь с тобой все…

— Хватит, довольно! Такого… не могло быть… А почему, скажи, его никто не заметил? Да, вот в чем вопрос! Почему никто не пришел ему на помощь — до того, до отключения?

— Откуда мне знать! Может, просто никто не видел этой аварии! Мы-то заметили машину только потому, что прямо в нее било солнце. Просто тебе очень не хочется признать правду… признать, что ужасный Пророк был всего лишь… вонючим придурком, да?

— Ева, замолчи!

— Но ведь это правда! Хочешь послушать, что он тут написал? Хочешь, я тебе прочитаю?

Ева разглаживает листок, который она уже успела немного смять, и собирается приступить к чтению, но лучи солнца падают прямо на бумагу и мешают разобрать написанное. Тогда Ева поворачивается на сто восемьдесят градусов, так, чтобы собственная тень помогла ей.