Конец

— От нее самой… Она мне так и заявила: это конец, конец всему, а я не принял ее слов всерьез, — отвечает Уго, начиная фразу пылко, даже взвинченно, а завершая ее всхлипами. — Все можно было бы исправить. Все было бы иначе, если бы я по-настоящему обнял ее, если бы сказал, что прощаю… но я ничего этого не сделал… И теперь… теперь мы имеем то, что имеем…

— Успокойся, Уго, — говорит ему Хинес.

— Одно дело — отношения между мужем и женой и совсем другое… — вставляет Ампаро.

— Нет! Нет никакой разницы! — все больше распаляясь, перебивает ее Уго. — Вы что, не понимаете?.. Она мне сказала: конец всему, слышите? Всему!

— С Рафой произошло то же самое, — подает голос Марибель, сразу притянув к себе все взгляды.

— В каком смысле? — спрашивает Ампаро, приподнимаясь. Теперь она уже не лежит, а сидит.

— Почему вы все на меня так смотрите?.. Вы меня пугаете.

— Погоди, — говорит Мария, — ты хочешь сказать, что Рафа… тебе… сказал то же самое? И он тоже сказал тебе все это? Теми же самыми словами?

— Нет, не теми же, но… он тоже исчез.

— Марибель, — говорит Хинес тоном человека, призывающего собеседника к благоразумию.

— Поначалу я и сама в это не верила. Думала, как и вы все, что он обиделся и ушел… Но Рафа никогда бы так не поступил — никогда не ушел бы, бросив меня одну.

— Но… ты обмолвилась, что… — напоминает Мария, — что в последнее время между вами не все ладилось.

— Ну да, так я сперва и думала. Но сейчас поняла, что была не права. Все ведь время от времени ссорятся. Во всех семьях…

— А почему ты считаешь, что он исчез? — спрашивает Ибаньес. — Ты же спала, разве не так?

— Нет, если честно, не спала. Я не могла заснуть, переживала…

— И ты видела, как он исчез? — допытывается Ибаньес.

— Нет, не видела… Он лежал на соседней койке. Ну потом я повернулась на другой бок, а когда снова посмотрела в ту сторону… его уже не было. И я решила, что он пошел в туалет.

— Ну то есть своими глазами ты этого не видела…

— А может, хватит ее допрашивать? — неожиданно обрушивает свой гнев на Ибаньеса Ампаро. — Разве не ты еще недавно упрекал нас за то, что мы говорим про… ту женщину… А теперь сам бередишь рану! И вообще, в нашей компании, как выясняется, завелись умники — учат нас жить, словно мы дети несмышленые, тогда как они… Я, например, сыта этим по горло.

— Но ведь я только пытаюсь найти хоть какое-то объяснение всему этому безумию. Все это… все это должно иметь какой-то смысл, — отвечает Ибаньес подчеркнуто спокойным тоном. — Я хотел… я хотел обнаружить аналогии между двумя случаями. И только чтобы помочь нам всем, чтобы как-то облегчить наше положение. Если бы мы поняли…

— Конечно-конечно, вот и явился великий альтруист, человек, который мечтает лишь об одном — творить добро… Но лучше бы тебе помалкивать и не соваться со своими поучениями!

— Но… С чего это она?.. Как с цепи сорвалась! — недоумевает Ибаньес, оглядывая товарищей. — Что с ней, а?

— Сперва лучше разберись с собственной жизнью, а уж потом учи жить других, — продолжает Ампаро, и злоба, звучащая в ее голосе, явно не соответствует проступку Ибаньеса, поэтому кажется, что эта атака служит лишь подготовкой к следующей — с куда более конкретными и куда более серьезными обвинениями.

— А тебе и самой лучше было бы сидеть закрыв рот, — обрывает ее Ибаньес ледяным тоном.

Но Ампаро не унимается и подпускает очередную шпильку:

— Когда читаешь проповедь, очень полезно строить ее на примерах, разве ты не знал?

— Да какая муха вас обоих укусила? — не выдерживает Хинес. — Если между вами что-то такое произошло… вряд ли сейчас самый подходящий момент для того…

— Между нами? — удивляется Ибаньес. — Нет, с моей стороны ничего не было.

— Ах не было? А ты давай, расскажи-ка им… Почему бы тебе не рассказать про свои похождения в столице? Он, конечно, не сообщил вам, что прожил там целых три года? Нет, об этом он не слишком любит говорить.

Теперь все смотрят на Ибаньеса, даже Уго, — им трудно побороть нездоровое любопытство, разбуженное словами Ампаро. Весь вид Ибаньеса — опущенные глаза, окаменевшее лицо, неподвижность и молчание подтверждают, что речь идет о чем-то серьезном.

— По его словам, он поехал туда работать: мол, подвернулось место и захотелось попробовать… Может, и так… Он помалкивает о другом, о том, что познакомился там с девушкой и женился на ней… ну или они просто стали жить вместе — какая разница! — и у них родился ребенок… Да-да, вы не ослышались, я говорю про этого вот «закоренелого холостяка», про человека, который укоряет меня за то, что я не щажу чужих чувств… А сам-то он? За три года успел жениться, родить сына и сразу после этого развестись. Вместо того чтобы держать себя как подобает мужчине… Сукин сын! Нет, это никак не умещается у меня в голове… А девушка замечательная, милая, добрая, и ребенок прелестный — все говорят, что мальчик просто чудо… Как можно было уехать и бросить семью?..

— Да ты ведь их и знать не знаешь, — говорит Ибаньес, по-прежнему не поднимая головы.

— Зато я знаю одного человека, который отлично их знает, очень даже близко. Вот ведь какая незадача! Наш мир слишком тесный!