Конец

— Ты не имеешь права меня судить…

— А тогда почему ты сам не рассказал об этом — ведь обычно тебя за язык тянуть не приходится? Нет, ты молчал не случайно, гордиться-то тут особо нечем.

— А ты? Кто ты такая и чего выступаешь? — набрасывается Ибаньес на Ампаро. — Может, твою жизнь можно назвать примером для подражания?

— Во всяком случае, детей я не бросала.

— Потому что некого было бросать.

— Нет, не потому. И как бы тебе ни хотелось сейчас… ничего не выйдет. Если у меня не было детей, то лишь потому, что мне не хватало уверенности в будущем, потому, что я заподозрила, очень рано начала подозревать, что все идет наперекосяк.

— И ты в любом случае осталась на бобах. Брак твой распался… Потому что ты-то ведь вышла замуж…

— Мой муж оказался негодяем! А у тебя… Ты их просто бросил — безо всякой причины!

Ибаньес угрюмо молчит, Ампаро же пользуется этим, чтобы добавить кое-какие подробности, обращаясь теперь ко всем присутствующим:

— Только не думайте, что он женился невесть на ком, на какой-нибудь неумехе и простушке, нет, эта девушка получила образование, как и он, она не лишена художественных наклонностей, но очень трудолюбивая…

— Знаете, почему она все это вам рассказывает? — спрашивает Ибаньес, перебивая ее, и в голосе его звучит глухая ярость, заставляющая всех вздрогнуть. — Знаете, почему она так на меня окрысилась?.. Да только потому, что когда-то подкатывалась ко мне, а я на нее не клюнул.

— О чем это ты, Редиска? — спрашивает Ампаро, вызвав слабую улыбку у Ньевес и Марибель, которые тотчас вспомнили это прозвище Ибаньеса, популярное среди женской половины компании, но вряд ли дошедшее до его ушей. — Я же веду речь о вещах серьезных, а не о глупых детских шалостях. Кроме того, ничего подобного никогда и не было.

— Не было, говоришь? А помнишь, как однажды ты начала рассказывать мне всю свою жизнь, жаловаться на несчастья, которые тебя преследовали. А потом мы целовались…

— Ну и что? Есть о чем вспоминать! Да тогда мы вспыхивали как спички от любой мелочи. И не только поцелуи были! Просто ты, бедненький, об этом не догадывался, потому что на твою долю мало что выпадало… Надо думать, ты до того раза вообще нецелованный ходил. Вот почему про это и помнишь так хорошо. Вот она причина: никто больше не соглашался с тобой целоваться — да и я только из жалости!

— Из жалости? И кто это, интересно, кого пожалел? Знаете, что она мне тогда сказала? Что ее родители вечно ссорятся и что она мечтает уйти из дома, потому что… мать любит только сына, а ее… а ее она даже однажды ударила…

— Это надо же! Ну все помнит! — говорит Ампаро с веселым изумлением. — А я опять повторю: никто его раньше не целовал. Знать бы тогда — постаралась бы.

— Дело вовсе не в этом, — говорит Ибаньес, резко вставая и глядя на Ампаро сверху вниз, — дело в том, что ты на самом деле и по склонностям своим — лесбиянка, только в тебе это подавлено, потому и не ужилась ни с одним мужиком.

После этих слов Ибаньес с презрительным видом сделал несколько шагов в сторону и теперь, повернувшись спиной к остальным, созерцает ночной мрак. Так и оставшаяся сидеть Ампаро отвечает ему сквозь зубы:

— Никакая я не лесбиянка, идиот, не лесбиянка. Просто ты ничего умнее придумать не сумел…

— Я же сказал: в тебе это подавлено, — бросает через плечо Ибаньес.

— Ну так я тебе на это вот что скажу: когда видишь вокруг таких типов, как ты, и вправду захочется стать…

— Да пошла ты знаешь куда!..

— Ну, может, хватит? — резко вмешивается Хинес, желая прервать поток взаимных оскорблений.

— Нет уж, пусть говорит, — не сдается Ампаро, — не мешай ему, пусть он выпустит весь свой яд… тогда ему нечем будет жалить.

— Так вот, — продолжает Ибаньес с наигранным спокойствием, снова подойдя к тому месту, где собралась вся группа, — ты не сумеешь быть счастливой, пока не смиришься со своей гомосексуальностью…

— Я сказал: хватит! — повторяет Хинес. — Мы уже достаточно всего понаслушались… вы умудрились провести здесь сеанс групповой психотерапии.

— И все идет так, как он того хотел… — произносит Марибель, не повышая тона, но ее слова имеют немедленный эффект.

Не отводя от нее пристального взгляда, Ибаньес приближается к тому месту, которое он занимал прежде. Повисло молчание, и тут подала голос Мария:

— Кто? Кто хотел?

— Мы ведем себя в точности так, как он это предсказал, — продолжает Марибель, так и не ответив на вопрос Марии.

— Да кто же? — с нетерпением спрашивает Хинес.

Только они с Марией отважились требовать от Марибель ответа. Все остальные лишь смотрят на нее затаив дыхание, и в широко распахнутых глазах пробегают искры страха.

— Как кто? — отвечает Марибель с презрением. — Вы и сами прекрасно это знаете.