В среднем за минуту под этим мостом, названным Радужным и возведенным в 1941 году, протекало шесть миллиардов фунтов воды. Это был четвертый мост, построенный на этом самом месте. Первый, подвесной обрушился во время бури в январе 1889-го. Второй, тоже подвесной был разобран и собран снова, но уже в нескольких милях вниз по реке. Третий, стальной арочный был разрушен льдами озера Эри, которые упали с потоками воды и повредили опоры, таким образом в 16:20 27 января 1938 года мост рухнул. Остатки конструкций до сих пор покоятся на дне реки друг на друге на глубине ста семидесяти пяти футов.
Синие, желтые, красные американские машины, роскошные, блестящие, проезжали справа от Рокко и направлялись к границам на северо-запад и на юго-восток, в сторону Онтарио и штата Нью-Йорк, уверенно и не останавливаясь проходили сквозь невидимую стену картографа, тела людей на долю секунды разрезало надвое – часть республика, часть доминион, – но одни законы и история, каждая часть ограничивает другую.
Откуда это зудящее желание? Топограф счел, что от этой полосы тянется невидимая линия. Вера в то, что линия существует, влечет за собой утверждение, что здесь два места, а не одно. Сама граница не вводит разделение, а лишь обозначает. Он слишком долго жил, чтобы этого не знать. Он сошел с парохода «
Две девочки-азиатки лет семи в юбках цвета барвинка и белых сандалиях стояли по обе стороны от полосы и перебрасывали через границу теннисный мяч, очень серьезные, они внимательно целились, чтобы ветер не подхватил и не унес его, и он скакал туда-сюда по полотну моста.
Не ври себе, Рокко, поворачивай назад.
У нас в американском языке есть одно выражение, Рокко, оно означает совсем не то, что ты думаешь. «
Теннисный мяч, хоть и точно отправленный, все же сменил траекторию и взорвался под колесом «Понтиака» последней модели.
И тебе придется расплачиваться, Рокко.
Офицер американской таможни потребовал водительские документы и задал вопрос о гражданстве.
– Соединенные Штаты, – сказал ему Рокко.
– Как долго находились в Канаде? – спросил мужчина и кашлянул прямо в документы.
– Я не находился в Канаде.
– Слушай, друг, но ведь там же Канада.
– Я… я, видите ли, люблю читать написанное на знаках. Увидел знаки и решил прочитать, что на них написано. – Голос звучал слабо. Он хотел мороженое. Было жарко, и он был голоден, хотелось поднести к лицу нечто красочное и аппетитное.
Он совсем запутался.
– Это мост. По нему можно идти либо в эту сторону, либо в эту. Учитывая, где ты сейчас стоишь, ты мог прийти только из Канады.
Он хотел мороженое.
– Я просто прошел слишком далеко, читая таблички, вот и все. Я не переходил границу. Хотел почитать, что написано, узнать об истории места и все такое прочее…
Он совсем запутался. Перестал понимать смысл происходящего.
Ощущение огромного желания любить можно перепутать с самой любовью.
Солнце отразилось в лобовом стекле въезжающей на мост машины и рикошетом ослепило Рокко.
– Я совсем запутался, – признался он охраннику.
Если коротко, он был убежден, что Бога все-таки не существует. Падающие воды больше не говорили с ним; только мост и машины, артефакты страны, повенчанной с математикой и железобетонными конструкциями, пытались что-то сказать, а точнее проскрипеть.
Офицер вернул документы, ставшие влажными.
– Ответь-ка мне, ты там что-то покупал?
– Нет, я ничего там не покупал.
Пограничник позволил ему пройти. Он медленно шел по краю каньона, кажется, отказавшись от всех тех утверждений, к которым мысленно пришел в первые минуты наблюдения за водопадом. Все стало непонятным, кроме полосы поперек моста. Он бродил по пересекающимся пешеходным дорожкам небольшого парка у каньона в поисках палатки с мороженым и чувствовал себя глубоко несчастным и одиноким. У проведенной краской полосы было еще одно назначение – заявить: ты вел себя так, словно воображаемое стало реальным.
Часто ночью дома он чувствовал, как повышается настроение, когда слышал треск запальника новой газовой печи, газ поступал со свистом, и вспыхивало пламя. Оно повышалось от стука в дверь. Он относился к печи как к компаньону, живому существу. Регулярное ее включение по ночам помогало легче переносить одиночество. Он придумал имя – Гари, как в «Пошли все к черту!».
От сигарет сердце начинало трепыхаться в грудной клетке, по опыту он знал, что единственный способ решить проблему – выкурить еще одну.