Конец

(Откровением стали события, приведшие к тому, что Лина забеременела мальчиком; однако конкретных причин, по которым Лина отказалась избавляться от плода, пока он был еще совсем мал, не было. И миссис Марини, и Энцо это казалось единственным, не вызывающим возражений выходом. Если бы Лина застыдилась и убежала тогда, никто и не ждал бы от нее никаких объяснений. Вместо этого казалось, будто она ждала, чтобы исчезнуть до той поры, пока никто не сможет приписать ей иных мотивов, кроме эгоизма в наивысшей степени.

– Ах, Коко, – сказал бойкий призрак, притворявшийся ее мужем, – рыбак рыбака видит издалека.

– Не хочешь для разнообразия сказать мне что-то приятное? – воскликнула она. – Неужели ты никогда меня не поймешь? Кармелина должна была стать моей наследницей. Она сама вычеркнула себя из моего завещания. Из прихоти. Какой абсурд.)

– Если бы у тебя была машина, в которой могли одновременно поместиться четыре человека, – сказала миссис Марини, – я бы смирилась и не придиралась. Но у тебя пикап.

– Я съем один банан, – прокричал мальчик из кухни.

Патриция заговорила тише:

– Я надеюсь, что вы поведете себя достойно.

– В ящике внизу есть мортаделла, – выкрикнула в ответ миссис Марини.

– Оставьте метание тухлых яиц хотя бы на месяц. Проявите ко мне милость.

– Не найду хлеб, – сказал он.

– Месяц? – сказала миссис Марини. – Да через месяц она будет охотиться на тюленей в Норвегии.

Поезд тащился на север, от закопченных островков леса в районе Питтсбурга спускался на знакомую равнину, к Эри, Пенсильвания, где женщине предстояло пересесть на другой поезд и преодолеть еще два с половиной часа пути на запад по территории штата Огайо.

Она спросила бледного, словно мертвец, молодого мужчину, читавшего Книгу Мормона, не найдется ли у него сигареты, но у него не было. Она поковыляла в следующий вагон, оглядывая сиденья в поисках лица с не соответствующими возрасту признаками старения. Пассажиры переводили на нее взгляд и опять отворачивались. Наконец рядовой армии США дал ей «Честерфилд», но заявил, что у него нет спичек.

Ее муж, с которым она разлучилась, ненавидел «Честерфилд». Даже с невежливой пренебрежительностью выходил из комнаты, где курили «Честерфилд». Ей дала прикурить девушка за стойкой в вагоне-ресторане. Сам ресторан не работал. До Эри оставалось несколько миль. В вагоне были только они вдвоем. Девушке лет двадцать пять, на голове красовался золотой тюрбан, полосы ткани были замотаны так, что напоминали французский круассан. Она выкатила из-под прилавка ведро и нажала ногой на рычаг, фиксируя его на месте.

– Миссис, у вас нет носового платка? – Она вздохнула.

Женщина сидела за столиком у окна и отрицательно покачала головой.

Девушка вытянула из кармана платок с вышивкой в уголке, явно сделанной вручную, и помахала в воздухе.

– Чистый, только утром погладила, – сказала она. – Можете оставить себе.

– Спасибо, – поблагодарила женщина, вытерла глаза и нос, готовясь к тому, чтобы ее настойчиво жалели, а потом и вовсе благоговели.

Но девушка принялась мыть пол.

Позже на станции в Эри девушка вновь подошла к ней и спросила, есть ли у нее свободное время? Женщина ответила, что да, два часа.

Девушка сунула сжатые кулаки в карманы и выдохнула, не разжимая зубов. Тюрбан чуть съехал в сторону. Они принялись разглядывать расписание с указанием прибытия и отправления, номерами путей и пунктами назначения.

Не отводя глаз, девушка чуть склонила голову набок и спросила:

– Миссис, разве вы не знаете, что надели платье задом наперед?

Он открыл холодильник. Закрыл холодильник. Он был один в доме пожилой женщины. И прислушивался к звукам, когда а) тянул за ручку, защелка исчезала; б) сдвигал уплотнитель на двери для герметичности; в) отпускал ручку, защелка появлялась; г) снова толкал ручку, защелка исчезала; д) не желая больше видеть, что внутри, толкал дверцу, заставляя выскакивать защелку и соприкасаться полоски уплотнителя.

Позволил раскрыться уму. Позволил ему думать, о чем пожелает. Затем пронзил звуком захлопывающейся дверцы холодильника. Он пытался синхронизировать звуки с тиканьем часов. Наблюдал, как ум сосредоточивается на этих звуках: щелчок, еще щелчок, пока остальные мысли станут неслышными.

На самом деле метод работал плохо. Обычный способ устранить внутренний шум не помог. Чиччо так много времени потратил на работу со своей головой, что у него оставалось лишь два часа.

Он взял трубку телефона миссис Марини и позвонил Рикки.

Вскоре они уже катили вниз по Чагрин, Рикки рулил, а Чиччо сидел на багажнике, расставив ноги для равновесия. Снова пошел снег – большие хлопья падали на дорогу.

– Ты все это время был на ферме? – сказал Рикки.

– Я же тебе говорил, осел.

Они оставили велосипед на подъездной дороге и вошли в дом Чиччо с черного хода.

– Снимай обувь, – сказал Чиччо.

Они разулись.

– И знай, ты будешь обо всем молчать, понял?

– Да, ладно.

– Я серьезно, – повторил он, хотя Рикки можно доверять.

– Да, говорю же.

– Поезд прибывает в 17:47. Допустим, они будут здесь уже в 18:15. У меня девяносто две минуты на то, чтобы все здесь убрать.