— Оно не пропало, и если сограждане сочтут нужным отдать свои голоса мне…, — начал было Рахимбаев, но у Иляса не было времени слушать эту чушь.
— На выборах мэра Верещагин наберет шестьдесят процентов, ну плюс минус два-три. Белогорцев набирает двадцать процентов, а вы, Юнус Абибуллаевич, извините меня за горькую правду, процентов пять — семь. И вы это знаете не хуже меня. Так что не надо насчет сограждан. Я вам предлагаю отобрать у Верещагина все его голоса. Совершенно серьезно. И стать мэром Южносибирска.
— А как же… Эдуард Григорьевич? — промямлил Рахимбаев.
— Он не оправдал оказанного ему высокого доверия. Он фраер и позер, простите за жаргон. И им скоро займется Генеральная прокуратура. К тому же он развратный человек и на него имеется компромат. Короче, Верещагин снимает свою кандидатуру, и вы остаетесь один на один с Белогорцевым. Мы вам даем эфирное время, мы агитируем за вас и в то же время льем потоки грязи на Белогорцева. И через месяц вы из этой халупы перебираетесь в особняк Верещагина.
— А как же…? — Рахимбаев опасливо поглядел на строгого вождя на стене.
— Это пускай, он нам не мешает, — махнул рукой Иляс. — Нам мешает закрутившееся дело вокруг нефтеперерабатывающего комбината. Белогорцев имеет на руках серьезные компрометирующие документы, и вскоре тут может завязаться очень серьезная возня, которая, скрывать не стану, нам вовсе не на руку. А вы, когда станете мэром, закроете глаза на все, что там творилось и будет твориться. На депутатские выборы идем нога в ногу — наше «Единство» или «Медведь», как его теперь называют и ваша КПРФ. В Думе будем заседать на равных, а Белогорцева, которого поддерживает «Отечество — Вся Россия», задавим. Ладно, детали обсудим позже. А пока у меня к вам один вопрос. Вы согласны, или мне подыскать другую кандидатуру?
— Согласен, — ни секунды не думая, ответил Рахимбаев. Но стыдливо поглядел на вождя и добавил: — Но ведь на этом комбинате творятся жуткие дела, ведь обманывают народ…
— Вы семьдесят лет обманывали народ, — спокойно ответил Иляс. — И то, как ни странно, многие вам до сих пор верят. А тут, подумаешь, не так приватизировали, вместо сотни хозяев всего-то трое. А скоро будет только двое, третий отколется, как ненужный нарост. Вы понимаете, кого я имею в виду, Юнус Абибуллаевич?
— Разумеется, — побагровел Рахимбаев, вспомнив ледяную улыбочку Верещагина и его роговые очки. А потом вспомнил вальяжную Веру Георгиевну и побагровел ещё сильнее. Как же он ненавидел эту сладкую парочку…
— Я делюсь с вами, как со своим человеком, обратите внимание и на этот аспект нашего разговора. После того, что вы уже знаете, вам отсюда только две дороги — либо в мэрский особняк, либо на городское кладбище. И то, что вы выбрали особняк, это, я полагаю, правильное решение. Разумеется, ваши действия будут контролировать наши люди. Вашим доверенным лицом на выборах отныне будет Олег Александрович Муромцев, активный, исполнительный человек и мой близкий друг. Он вежлив, аккуратен, очень смел, умеет делать абсолютно все — водить все виды машин, стрелять с обеих рук, драться всеми возможными способами, танцевать вальс, готовить бешбармак, лазать по стенам. И главное — врать, безобразно врать всем. Кроме меня, разумеется. — добавил он. — Олег Александрович! — крикнул он, приоткрывая дверь. — Пройдите сюда, нам нужны ваши консультации.
Жерех с постным лицом зашел в кабинет и скромно сел у двери, строго глядя на Рахимбаева и Иляса.