Конец авантюристки

— Короче, насчет э т о г о он ничего не говорил…

— Я тебе скажу. Солдатик этот, который хотел в меня стрелять, это сын того самого капитана Клементьева, который в Симферополе расследовал это дело и который…

— Нет, я не знаю, можно подумать, я не знаю, к о — т о р ы й! — выпучил глаза от ярости Верещагин. — Не который, а к о т о р о г о… Я все понял, все… Все это заговор, заговор против нас!

— Никакой это не заговор, это случайность, понимаешь ты, случайность, совпадение! Эти бандиты сами по себе, а солдат сам по себе. Но ему кто-то рассказал про нас с тобой. И я знаю, кто это. Это следователь Николаев, который вел это дело в Москве. Мы должны убрать Николаева и ликвидировать как угодно этого солдатика, пока он не раскрыл свою пасть. Вот каким языком приходится изъясняться бывшей учительнице! А кандидатуру снимай, раз говорят… И вообще, Эдичка, не пора ли нам рвать отсюда когти, пока не поздно…?

— Куда? К Ленке, что ли?

— А хоть бы и к ней. Ведь о ней никто ничего не знает. Н и к т о! То есть знают только, что она жива, но где она, я этому капитанишке не рассказала. Сказала — режь, коли, но не скажу. И она будет жить по-человечески. Так что, и она, и банковский счет в безопасности. А с такими деньгами нам весь мир — дом родной, — успокаивала сама себя Верещагина.

— Что ты говоришь? — всплеснул руками Верещагин. — Неужели ты всерьез думаешь, что я брошу все, брошу комбинат, в котором у меня такое количество акций и сбегу, как преступник, рассовав по карманам доллары?

— По карманам? — усмехнулась Вера Георгиевна. — А счет-то? Ты совсем обезумел от горя? Да мы на наш счет сто лет проживем, и ещё на тысячу лет останется…

— У нас с тобой никаких счетов нет. Счет на имя Лены, — уточнил Верещагин.

— Ну и что? Что она не отдаст нам наших денег?

— Всякое может быть. Этот господин Шварценберг гусь ещё тот… Скряга и хитрец, каких свет не видел…

— Он законник, Эдичка, он больше всего на свете уважает закон. А боится больше всего различных неприятностей и недомолвок. И учти, он стар и болен, ему недолго осталось, так что со временем и его имущество будет нашим…

— Боже мой! Да ему только шестьдесят три года, он всех нас переживет!

— Ну и пусть переживает, его имущество такая мелочь по сравнению с… Мы свое возьмем, только он нас и видел.

— Я, Верочка, никуда не желаю бежать! — патетически произнес Верещагин. — Здесь моя родина!

— Тогда ты имеешь неплохие шансы загреметь лет эдак на двадцать пять в места, не столь уж отсюда отдаленные. А я лучше закончу свой век где-нибудь в тихих штатах, чем на родине за решеткой. А вообще-то, хватит болтать попусту. У тебя ведь остались нужные людишки, никак не связанные с этим мерзавцем Лузгиным и его братками-подручными. Надо устранить Николаева и солдатика. Это во-первых.

— А во-вторых что?

— А во-вторых, делай все, что говорит тебе этот косоглазый дьявол. И главное, слушай все, о чем он умалчивает. Он может блефовать, чтобы оттяпать у тебя твою долю в комбинате. Им всего мало, только что дрались за пайку на нарах, а теперь им подавай миллионы долларов, сотни тысяч их никак не устраивают. А не жирно ли им, придуркам, будет?

— Не жирно. Недооценивать их тоже нельзя. Это очень коварные и опасные люди. А заявление в избирком о просьбе снять мою кандидатуру я напишу. Не блефует он, я знаю, что не блефует.

— Но сначала все-таки съезди к Лузгину. Поговори с ним. Это не помешает…

На том и порешили. Наутро после кошмарнейшей бессонной ночи Верещагин отправился к губернатору области.

Начало визита уже внушало мрачные мысли. Лузгин заставил его долго ждать в приемной, чего раньше никогда не было. А когда Эдуард Григорьевич наконец-то вошел в кабинет губернатора, он увидел на противоположном конце стола чужие, злые глазенки, буравившие его насквозь. Верещагин улыбнулся ему как своему, но улыбка получилась угоднической, потому что на неё Лузгин не ответил, а, напротив, нахмурился ещё сильнее.

— Такие вот дела, Семен Петрович, — не нашел ничего лучшего сказать Верещагин.

— Дела неважнецкие, Эдуард Григорьевич, — покачал головой Лузгин. — Сами понимаете, что указание снять вашу кандидатуру с выборов мэра дано мной. Генеральная прокуратура всерьез заинтересовалась вашей личностью. Имеются документы, которые доказывают, что комбинат был приватизирован совершенно противозаконным путем. Во-вторых вы подозреваетесь в сокрытии многомиллионных доходов от налоговой инспекции. А в-третьих, ваш моральный облик, мягко говоря, оставляет желать лучшего.