Конец черного лета

Паук молчал. Впервые он напоролся на подобное — жестокое и сильное сопротивление и теперь уже вовсе не знал, как себя вести. Растерялся Паук. К тому же он чувствовал, что Олег Николаевич не простой человек, ему дерзить нельзя, но и подчиняться Гуров не хотел.

— Пора за серьезные дела браться, Паук, — как бы подтверждая невеселые его мысли, произнес тот убежденно. — Ты уже из пионерских штанишек выскочил. Глумленье над публикой денег не приносит, да и продолжаться долго не может — милиция не дремлет.

Олег Николаевич заметил, что Паук начал отходить. Слушал он внимательно, с лица сошла надменная усмешка.

— Потихонечку можно. А что делать надо?

— Вначале ничего существенного. Нужно на мелочовке проверить нервы твоих компаньонов.

— Ну, а все же?

— Не торопись, Паук. Гонор и поспешность — враги делового человека. Уяснил? Сначала поговори с ребятами. Определенный риск, конечно, есть. Но и выгода немалая. А работать будем всего два дня, точнее две ночи. Итак, жду тебя завтра в кафе «Лето». Подойдешь к мэтру и спросишь, как найти Галину Ивановну. Понял? Галину Ивановну.

— Все понял. — Паук встал и болезненно поморщился. Плечо ныло, правой руки он почти не чувствовал. Его взгляд задержался на Олеге Николаевиче. Тот криво усмехнулся…

В одну из ночей компания пошла «на дело». Гуров должен был вести ребят к старому кладбищу, с его тыловой стороны. Им повезло: ночь была безлунная, моросил мелкий дождь. В назначенное время группа расположилась у входа в большой деревянный сарай. Здесь хранились мраморные плиты со старых памятников, по которым прошел установленный срок. Кладбище через каждые несколько десятков лет обновлялось, но мраморные плиты прошлого века отлично сохранились и стоили довольно дорого. Их-то и должна была погрузить и вывезти группа Паука.

Около двух часов ночи к складу подъехала огромная грузовая машина, кузов которой был покрыт брезентом. Из кабины выскочил Зуб.

— Все на месте? — коротко бросил он.

— Все… — еще короче ответил Паук.

— Выносить будем не через дверь, а через Щель в стене. Сторож спит. Но все равно — работать тихо и быстро.

За ночь машина сделала две ходки. Принимал груз неизвестный компании Паука высокий человек в черных очках и в берете, закрывавшем его лоб. Он жестом показал Гурову, где складывать плиты, и отошел в сторону. Уже к утру все четверо были дома, а вечером Олег Николаевич передал Пауку завернутые в газету деньги. — Это аванс. Сегодняшней ночью завершаем операцию «Крест» и вы свободны. А когда понадобитесь, подам маяк…

Олег Николаевич дружески похлопал Паука по плечу и, слегка подталкивая его к выходу из потаенной комнатки все того же «Лета», тихо, но, твердо и со значением сказал:

— Предупреди всех и каждого — малейший «базар» на стороне и труба дело…

В. тот же вечер компания пировала в самом популярном ресторане «Эльбрус», чье название уже само по себе обещало вкусную, острую пищу и приятное времяпрепровождение. Закусывали планомерно, по карточке — сначала сверху вниз, а затем уже снизу вверх. Обслуживал «свой» официант по кличке Папа. Разговор за столом клеился не сразу — каждый молча наслаждался своим новым положением, понятным лишь тому, у кого в кармане туго набитый кошелек. Эту мысль первым высказал Паук.

— Кажется, арабы говорят: у кого есть деньги, тот ест шашлык, а у кого их нет, тому перепадает запах шашлыка.

— Это точно, — коротко бросил Цыпа, а получилось: «Это тошно», так как сидел он с набитым ртом и своими могучими челюстями сокрушал запеченную в тесте ножку молодого барашка.

Боксер деликатно снимал с шампура розовато-коричневые кусочки мяса, обмакивал их в острый болгарский соус и вместе с долькой лимона отправлял в рот. Один лишь миг — но зато какой! — он сидел с закрытыми глазами, а затем медленно и даже торжественно жевал.

— Хорошо, черт возьми! — заметил он, послав вдогонку очередному прочувствованному куску несколько глотков «Токая». — И кто бы мог подумать, что эти проклятые плиты (… туда их… и туда) так приятны на вкус.

Хорошая шутка была по достоинству оценена уже начавшими разводить пары компаньерос, и только Гуров, поморщившись так, будто он съел только что целый лимон, недовольно заметил:

— О плитах забудьте, и о пахане тоже. За одно лишнее слово буду гасить… Ты понял, Хорек?

— А почему ты обращаешься именно ко мне? — Хорек удивленно и обиженно смотрел на Паука.

— Тебя еще мало били. И я не уверен, что ты сможешь выдержать серьезную передрягу.

— Не спорьте, компаньерос. — Боксер поднял свой фужер. — Не омрачайте святое мероприятие. Если проболтаюсь я, например, делайте со мной что хотите.

— И со мной, — буркнул Цыпа, принимаясь за очередную порцию барашка.

— А я клясться не буду, — вызывающе, но твердо произнес Хорек. В компании он был самым молодым, ему исполнилось лишь пятнадцать и учился он в восьмом классе, тогда как все остальные в десятом. И сейчас во время каникул они все, как им казалось, заслуженно отдыхали и развлекались.