Конец эры

Всё вдруг снова стало черно; хет вытягивался из моей головы. Мы вернулись на Землю в молчании. Я думал о розетте огней, о хетах, о троодонах, динозаврах, которые могли находиться на пути к собственному разуму. Похоже на то, что человечество опоздало к расцвету разума в галактике где-то на 60 миллионов лет. Мел-третичное вымирание уничтожило крупных рептилий, и только поэтому запасная команда млекопитающих получила возможность подняться до уровня самосознания, но к тому времени, как это произошло, Млечный Путь уже был далеко не таким густонаселённым местом. Ну как хетов может не волновать одна мысль о живущих где-то там строителях розетт?

Думаю, я их обидел. Не сказав более ни слова, они выгрузили нас в нашем лагере, теперь уже в почти полной темноте — от нашего костра осталась лишь пара тлеющих угольков. Мы проследили за тем, как их пульсирующая сфера беззвучно поднялась и улетела на запад, а потом взобрались на кратерный вал и вернулись на «Стернбергер».

Небо было полностью затянуто облаками. Возможно, это и к лучшему. Теперь, когда мы увидели небеса без вуали земной атмосферы, их вид с земли, захватывавших дух прошлой ночью, показался бы бледным подобием. Я лишь жалел, что розетта не была видна из северного полушария. Я бы очень хотел сделать её фото.

— Брэнди, — сказал Кликс, расстёгивая рубашку, — что ты знаешь о том, как работает Чжуан-эффект?

Я переодевался в пижаму; я хотел позлорадствовать на Кликсом по поводу нашего открытия, что кратер Чиксулуб не связан с вымиранием динозавров и не удивился, что он пытается сменить тему, но сейчас, когда он об этом заговорил…

— Значит, ты тоже об этом подумал? — сказал я. — Это как дурацкая мелодия из рекламы. Я тоже не могу выкинуть это из головы. Постоянно перебираю то немногое, что смог понять.

— И что же это?

— Да почти ничего. Я же не физик. Что-то связанное с эффектом туннельного диода и, э… тахионами. Я так думаю.

— Гмм, — сказал Кликс. — Это больше, чем знаю я. Почему ты решил…?

— Ой, да ладно! Я знал, что марсиане — не просто добрые соседи. Кликс, они взяли нас покататься, показали нам картинка космоса, чтобы занять нас, а сами в это время просеивали нашу память в поисках секрета путешествий во времени.

— Держу пари, они были разочарованы тем, что нашли.

— Я не уверен, что хоть кто-нибудь, кроме Чинмэй, понимает его во всех подробностях.

— Ну, — сказал Кликс, — нельзя их за это винить. Кроме того, у них ещё будет возможность спросить её напрямую, когда мы доставим их в будущее.

Я посмотрел на него, стоящего на другом краю комнаты со сложенными на груди руками.

— Доставим их в будущее? — повторил я, не веря своим ушам. — Кликс, они пытались украсть у нас секрет путешествий во времени. И ты по-прежнему хочешь взять их с собой?

— Ну, ты же оказался неспособен принять то или иное решение. Да, я хочу взять их с собой. Мы обязаны взять их с собой. Это единственный разумный образ действий в данной ситуации.

— Но они только что пытались украсть у нас путешествия во времени! Как ты теперь можешь им доверять?

— Они также добровольно покинули наши тела. Собственно, они это делали уже дважды. Если бы они правда были злонамеренны, они бы сегодня остались в нас и просто заставили бы взять их в будущее.

— Может быть. А может и нет. Они знают, что Чжуан-эффект не сменит состояние ещё примерно, — я взглянул на часы, — примерно шестьдесят три часа. Возможно, они не могут оставаться в нас так долго, даже если захотят.

— Ты не знаешь, что это так, — сказал Кликс.

— Ты не знаешь, что это не так.

Он фыркнул.

— Хотел бы я, чтобы нам не нужно было принимать это решение, — тихо сказал я.

— Но мы должны его принять, — ответил Кликс.

Мой взгляд скользнул к окну.

— Да, — сказал я. — Думаю, что должны.

Обратный отсчёт: 7

O tempora! O mores!

О времена! О нравы!

Марк Туллий Цицерон, римский оратор (106–43 до н. э.)

Самоуверенность Кликса сводила меня с ума. Для него всё и всегда было просто. Для каждого политического спора, для каждой моральной дилеммы у него всегда было наготове подходящее простое решение. Можно ли разрешать устройства, непосредственно стимулирующие центр удовольствия в мозгу? Какими правами обладали бы генетически модифицированные обезьяны, способные говорить? Могут ли женщины-священники быть суррогатными матерями? Спросите Кликса. Он вам скажет.

Разумеется, его мнение о глюконавтах было очень похоже на мнение посвящённой им редакционной статьи «Калгари Геральд». Его отношение к разумным обезьянам удивительно совпадало с тем, что говорил об этом Майк Баллард[24]. А взгляды на суррогатное материнство давших обет безбрачия были почёрпнуты из «Плейбоя».

Глубокий мыслитель? Не Кликс. Но он гладкий. Плавный. Как колёсико микрософтовской мыши. «Майлз так понятно объясняет», — сказала мне Тэсс после последнего новогоднего празднества, которое мы провели вместе — на той же неделе нас с Кликсом отобрали для участия в этой миссии. — «Он уговорит кого угодно».

Так и случилось.