Конец Европы. Вместе с Россией на пути к многополярности

Для нынешнего западного общества и западного мира в целом русская идентичность — это идентичность здорового человека, в отличие от больного человека Запада с перевернутыми мозгами, с его растворённой в котле биомассы гражданского общества постчеловеческой идентичностью. И тот, кто имеет русские корни или является носителем русской идентичности, ещё имеет какой-то шанс на спасение, на то, чтобы остаться человеком и в принципе сохраниться в этом мире западного постмодернистского постчеловеческого безумия. На людей с русской идентичностью смотрит с надеждой весь западный мир обычных людей — не элит, не идеологов, не либералов, не сексуальных меньшинств, просто людей. Потому что русские являются коллективным субъектом, равняясь на который можно откатить всё назад. Вернуться опять к нормальному, человеческому, здоровому обществу, к коллективной идентичности, к органической общности. То есть, ко всем вещам, которые представляют суть здорового человечества, а не постчеловечества, насильно навязываемого на Западе, да к тому же, предлагаемого всем остальным цивилизациям в качестве некого норматива. Высокомерно, объявляя западный исторический опыт и западную социальную трансформацию в качестве универсальной и всеобщей, сам Запад, далее всех пройдя по пути этих социальных трансформаций, ужаснулся тому, что получилось. По сути, Запад замер в полушаге от бездны, задумался на мгновенье о том, как ему отойти немного назад, вернуться в человеческий облик.

Обычный житель Европы всё больше обращает внимание на русских людей, в том числе, и живущих по тем или иным причинам в самой Европе. И всё же русские на Западе — это во многом люди, постепенно теряющие свою русскую идентичность. То есть это такие «угасающие» русские. Потому что оторвавшись от своей почвы, от своей среды русский, как «всечеловек», впитывает в себя в качестве норматива ту культуру и социально-политический этикет, в которых пребывает, пытаясь подстроиться под то общество, в котором живёт. И так постепенно утрачивает свою базовую русскую идентичность, которая является наивысшей ценностью в нём для представителей принимающего общества. То есть, находясь на Западе, русский в первую очередь ценен тем, что он русский, а не тем, что он постепенно трансформируется и превращается там в американца, во француза, англичанина или немца. И в этом, конечно, кроется внутренний казус для всякого русского: с одной стороны он пытается адаптироваться и пройти ритуал некой адопции[117] в западное, принимающее общество; с другой стороны, понимает, что именно сохраняющиеся в нём русское — русскую идентичность больше всего и ценят те, кто окружает его в этом принимающем обществе. И здесь встаёт дилемма: остаться русским или стать частью западного общества, по сути, лишившись человеческих черт, человеческой идентичности, растворившись в этой постчеловеческой биомассе.

Вопрос крови так же играет не последнюю роль. Западные артисты, музыканты, актеры часто ссылаются на свое славянское происхождение, на русские корни, имея в виду не до конца утраченную возможность вернуться в человеческий облик. И это некий знак качества для иностранца — иметь в себе славянскую кровь, являться носителем русской идентичности. Здесь нельзя забывать о таком понятии как память крови. То есть о том, что кровь, как жёсткий диск компьютера записывает всю информацию, которая впитывается поколениями того или иного народа. В нашем случае, всё, что русские пережили за тысячу лет развития своей цивилизации, государственности, культуры, своей истории — всё это отпечаталось в крови русского человека. И этот опыт, конечно, крайне ценен. Даже небольшая крупица, крошечная составляющая русской идентичности делает человека Запада более качественным, потому что в этом смысле это особый тип, впитавший и сохранивший в себе культуру народов сухопутной цивилизации — духовность, консерватизм, созерцательность, высокую мораль, а также широту и устойчивость, склонность восприятию, осмыслению и развитию в формате динамического консерватизма. Человек с русскими корнями всегда выделяется из западной, несколько чопорной, механистичной массы людей — наследников и носителей западной культуры, исторического опыта народов Запада. Она, конечно, тоже богата на события, но это совершенно иной тип людей со своеобразной параллельно-перпендикулярной логикой, своим жёстким мировосприятием, являющимся следствием развития в ограниченном пространстве Европы, постоянных трений, столкновений и конфликтов. К тому же, людей, добровольно, волевым образом и последовательно поместивших себя в рамки бездушного Модерна.