Девушки фыркнули, вскочили и ушли. За спиной кто-то рассмеялся. Хайнрих обернулся.
– Господин Каманин? – московского куратора он помнил по фотографиям и роликам в интернете. Один из сильных лидеров, он часто мелькал в новостях.
– Ну, и зачем вы клонов прогнали, герр Шварц? Они же безобидные, – он уселся за стойку и кивнул бармену: – Мне то же, что ему.
– Ничего себе, безобидные, – хмыкнул Хайнрих. – Вдвоем на одного!
– Они только болтают, – Каманин махнул рукой. – Прадед все равно не разрешил бы принцескам развратничать.
Хайнрих икнул.
– Что? Эти – принцессы?
– Правнучки Джорджа. Лет через сто кто-нибудь из них станет королевой, представляете?
Н-да. Когда юный Хайнрих мечтал о принцессе, он и не предполагал, что будет вызывать у принцесс столь массовый и назойливый интерес.
– Надеюсь, я к тому времени помру, – искренне сказал он. – А почему «кто-нибудь»? Разве порядок наследования не определен? Кто-то из них ведь старше, пусть на несколько минут.
Каманин опять засмеялся.
– Теоретически верно, герр Шварц, но никому не известно, кто. Вы же видите, они идентичны. Их уже в первый день жизни несколько раз перепутали. И, вероятно, путали еще не единожды, пока девочки не усвоили, как их зовут. Теперь никто не поручится, что Елизавета – не Виктория.
– И как же они будут решать, кому садиться на трон? – ему стало любопытно.
– Кто доживет, тот и сядет, – легкомысленно предположил Каманин.
Общество москвича было ненапряжным. Мужик лет на десять моложе, а может, и на все пятнадцать, при этом уже верховный правитель не самой простой страны, но – ни тени снобизма или самодовольства. И на «ты» перешел естественно, как-то даже незаметно.
– Я видел, ты с дядей Томом беседовал.
Хайнрих с небольшим запозданием врубился, что он говорит о Томасе Кэпвелле.
– Дебил, – кратко выразил он свои впечатления от беседы.
– Идеальный правитель для страны-оппонента, – уточнил Каманин.
– Как он править умудряется, без мозгов-то?
– А зачем ему мозги? – усмехнулся москвич. – У него стабильная страна, населенная консервативными, спокойными и – главное – законопослушными налогоплательщиками. В такой стране без разницы, кто президент, она все равно не вспыхнет и не потонет. То ли дело в России, сплошной креатив. Народ у нас не может и не хочет жить спокойно, народ ищет приключений на пути в светлое будущее. Мы плюхаемся во все лужи, не пытаясь их обходить, и штурмуем все горы, не тратя время на поиски перевалов. У нас живут не по законам, а по понятиям, и делают все с душой, а не по регламенту. Наши модифицировали ГС-привод, разработали уникальную конструкцию крейсеров, но строить корабли не могут: надо же соблюдать технологию, а это скучно… Японцам вон не скучно, все верфи под себя прибрали: что ни крейсер – то «Мицубиси», что ни шаттл – «Хонда». А нам не хватает терпения патент по всем правилам оформить – скука, занудство! Вот таким бардаком управлять – без мозгов никак.
– А что ты об имениннике думаешь? – спросил Хайнрих с любопытством. – По-моему, дядька что надо.
– Думаю, что мать зря запретила ему летать в космос.
– Ходить, – машинально поправил Хайнрих. – Ходить в космос.
– Ну да. Джордж всегда был умным и способным, из него наверняка получился бы капитан. Это повысило бы престиж трона, а риск на самом деле невелик – тогда ведь ни с кем не воевали. Зато он был бы счастлив.
– Он не показался мне несчастным, – заметил Хайнрих.
– Умный и способный человек не может быть по-настоящему несчастен. Но его жизнь прошла впустую. Три четверти ее он ждал престола. Теперь он на нем сидит, но мало что изменилось: в Британии правят министры, а не король. Обидно.
Хайнриху нравилось, как он делится своими мыслями – живо, понятно и по существу.
– А про леди Оливию что скажешь?
– Себе на уме. Стерва редкостная, но власть ей голову не кружит, четко знает, что правильно, а что нет. Ее никто не любит, но все за нее голосуют. Ты голосовал?
– Нет, – ухмыльнулся Хайнрих. – Буду я еще ради такой ерунды приезжать на Землю! Последний раз я голосовал за Салиму одиннадцать лет назад. Расскажешь и о ней что-нибудь?
Каманин поднял бровь.
– Ты ее знаешь лучше, чем я, тебе и рассказывать.
– Ну, – Хайнрих запнулся. – В общем, я не жалею, что голосовал за нее.
– И это все, что ты можешь сказать? – усмешка московского куратора была ехидной.
– Я много чего могу сказать, – проворчал Хайнрих. – Но вряд ли это стоит говорить в обществе.
– Ты удивительно дипломатичен для космического адмирала, – Хайнрих едва со стула не упал: уж в чем-чем, а в излишней дипломатии его никогда не подозревали. – Серьезные намерения, да? Собираешься на ней жениться?
Мужик не только языкастый, но и проницательный.
– Возможно, и да. А ты что, против?
Он удивленно засмеялся.
– Мне-то с чего быть против? Я как раз обеими руками за. Выйдет замуж, может, оставит пост.
Настал черед Хайнриха удивляться.
– А чем она тебя на своем посту не устраивает? – от умного человека он такого не ожидал.
– Да всем устраивает, – Каманин махнул рукой. – Даже странно: абсолютно всем. Но мне тоже надо делать карьеру.