Конец гармонии

— Пха-ха-ха! Ты ищейка господина Фаррена? Ты собачка что ли? Пха-ха-ха! — это вывело меня из себя.

— Ну всё… Вон отсюда, — я вскипел, ударил по столу и указал на дверь.

— Но, господин Фаррен, мы же хотели обсудить… — я перебил Асту устрашающим тоном.

— Обижать Аню я вам не позволю! Так отвратительно в моём доме ещё никто себя не вёл. Вон отсюда!

— Но господин Фаррен… — Матильда хотела заступиться за Асту, но я был непреклонен.

— Убирайтесь.

«Отвратительная мразь…»

— А ты Мира останься. Не хочу больше видеть эту дылду в моём доме. Матильда, проводите, эту наглую женщину, что посмела осуждать традиции и устои Гегемонии.

— Господин Фаррен… — тихо сказала Мира. — Не уж то мы взаправду своими… убеждениями убиваем детей? Вы правда считаете, что из-за нашей устаревшей морали моя дорогая страна всё сильнее вырождается? Ведь эти малыши, что, как вы говорите, и вправду не родились…

Она замолчала, когда поняла, что я был прав. Мира глубоко внутри знала, что «высокая мораль» и стала причиной демографического упадка, но не хотела в это углубляться. Она думала о вырождении ещё давно, но всё же отбросила столь грязные мысли о свободе. Как вдруг я напомнил Мире, что происходит в её стране и нежную душу охватила целая буря противоречивых эмоций.

С одной стороны, девочка была так воспитана, что следовала высоким моральным устоям беспрекословно. Верность одному супругу, осуждение измен и многоженства — все это впиталось в сознание с ранних лет с молоком матери, как очередная пропаганда против Грифонской империи. Моральные ценности были частью её идентичности, её личности, её мировосприятия. И теперь я бросил вызов самим основам мироощущения.

Девушка чувствовала растерянность и смятение. То, что считалось правильным и нравственным всю ее жизнь, сейчас ставилось под сомнение резкими и беспощадными фактами… Доводами грязного меняющегося, с нацией которого они сотрудничали только из-за денег. Искренние слова о том, что устаревшие моральные догмы ведут страну к вырождению, отозвались сначала пониманием, а после и глубоким страхом в сердце.

Спустя две минуты копания вглубь проблемы в душе девочки зародилось новое чувство — любопытство. Мира была восхищена глубокими мыслями и истинной добротой. Глубоко внутри она знала, что свободная любовь и многоженство — это спасение её страны, возможность для Скайфола, что действительно вырождался с каждым десятилетием независимости, выбраться из демографической ямы.

Дерзкие идеи свободы манили Миру, будоражили непорочный разум. Девочка думала, что в перспективе можно будет заставить людей размножаться, если начать продвигать свободную любовь силой. Тогда-то у всех бизнесгрифов появятся миллионы новых покупателей и рынок взлетит в небеса. Бизнес сам обязан был породить потребителей. И Мира это понимала как никто другой.

— Господин Фаррен… Знаете ли вы сколько детей родилось в среднем за последние несколько лет… в моей стране? — я продолжал есть очень вкусный пирог, что приготовила Матильда, пока паразитка лживо улыбалась.

— Мне очень интересно послушать, Мира. Не уж то хотя бы ты нас понимаешь? — я отставил тарелку, когда доел последний кусочек.

«Как же вкусно…»

— Да она сейчас скажет, что у них всё хорошо, — решила высказаться Аня. — Знаем мы таких. Только проявишь уважение и внимание, как они…

— Аня, помолчи, пожалуйста, и не перебивай… — я поднял Анюту со стула и посадил на коленки, а потом погладил по голове, как хорошую девочку.

— Н-нгх… Х-хорошо, хозяин. Я м-молчу только, п-пожалуйста, гладь меня подольше, — она извивалась и ловила каждый сантиметр ладони.

— Господин Фаррен… На семью у нас рождается один ребёнок, — её слова прозвучали, как гром среди ясного неба. — В среднем только один на семью.

— Это же просто ужасно… — я обомлел от такого заявления. — Тогда почему Аста решила со мной поспорить⁈ Вы же действительно вымираете!

— Она не верит в то, что многожёнство и свободная любовь помогут. Но я знаю, что если мы заставим людей любить друг друга чаще, то и покупателей… Ой. Т-то есть детей и людей будет гораздо больше.

Противоречие между воспитанием и новыми знаниями терзало Миру изнутри. Она ощущала внутреннюю борьбу между традициями, которым следовала всю жизнь, и соблазнительной перспективой следовать более естественному, свободному пути, что освобождал от оков условностей. Этот конфликт вызывал в Мире глубокие сомнения и потрясение устоев мировоззрения.

Мире было тяжело принять тот факт, что из-за глупых предрассудков и устаревших традиций Торговая федерация вырождалась, но страна действительно стояла на пороге демографического кризиса, если не катаклизма. И она сдалась, пала на колени перед истиной.

Я же поднялся на ноги, поставил Аню на место, а затем стал ходить кругами по столовой в раздумьях.

— Даже не знаю, чем вам помочь… — я нежно охватил Миру за плечи. — Послушай. Как только я закончу с играми, то мы обязательно должны разобраться с вырождением. Ты же близкий человек Женевы. Она ведь племянница Железного канцлера, правильно?

— Да, господин Фаррен, — она обняла меня. — Спасибо вам.

«Du riechst so gut…»