Конец гармонии

— Но что важнее всего… Мира, ты откажешься от своей глупой позиции ради меня? Ведь свободная любовь — это и есть истинное всеобъемлющее благо. Мне недавно даже сказали, что я переполнен агапэ, что бы это не значило. Думаю, что всё, чего мы добились, как нация, вытекает из-за свободной любви.

— Я постараюсь быть более снисходительной к таким вещам.

— Тогда… Докажи мне это, — я хотел намекнуть на будущую встречу, когда она измениться в лучшую сторону, но она неправильно меня поняла.

— Я-я буду рада, если вы захотите… Разделить постель вместе с вами и такой прекрасной девушкой, господин Фаррен, — она намекала на Аню милым и мягким тоном. — Н-но… Конечно, мне неприятно понимать, что вы… что вам не хватит меня одной. Но я клянусь, дайте мне время, я пересилю свои убеждения! Всё-таки именно из-за них мой народ медленно гибнет и деградирует…

«Почему мне кажется, что она врёт? Она правда сочувствует простому народу? Или же Мира хочет…»

— Хозяин! Ну почему она такая милая? — Аня чуть не расплакалась. — Я тоже умею так… Я тоже умею! Как ты настолько можешь быть красивой и доброй?

«Да что опять не так?»

— Почему ты плачешь, Аня? Ты обиделась? — она выглядела такой бедненькой и печальной.

— Мира слишком хорошая, чтобы я её не любила! Я всегда ревновала тебя к другим, хозяин! Ведь только я должна была обладать правом находиться рядом с тобой! — я обомлел от такого откровения. — А Мира настолько хорошая, что мне не хочется её обижать!

«Вот это да…»

— Ты обижала других девушек? — я немного разозлился.

— Да, потому что я люблю тебя… Прости, хозяин, прости…

— И кого ты… — я начал гладить её по голове и пытался успокоить. — Да неважно. Просто не делай так больше, хорошо?

— Хорошо… Прости, пожалуйста! После вашего диалога с Астой, я так себя плохо стала чувствовать… Мне стало очень стыдно! Прости, Фаррен…

— Перестань, я не сержусь, — я обнял её так нежно, как только смог. — Ревность — это показатель, что ты меня по-настоящему ценишь. Спасибо.

— Какая ты миленькая… — Мира тоже подошла и начала гладить Анюту. Я был счастлив, как никогда. — С такой хорошей девочкой мне не будет страшно. М-может переместимся постепенно в спальню?

— Пойдём, — вдруг сказала Аня. Она хныкала и пыталась успокоится. — Я покажу тебе, Мира, что ты не во всём лучше меня! Устроим соревнование, кто больше нравится хозяину!

— Хорошо, — Мира медленно улыбнулась.

«Ха… А меня видимо не спрашивают?» — и они отвели меня в спальню.

Часть 8 Глава 25.5

Пока девочки принимали вместе ванну и о чём-то громко болтали за дверью, я решил прилечь на кровать и хорошенько обо всём подумать. Мысли, словно беспокойные волны штормового моря, обрушились на берег памяти, грозя смыть остатки спокойствия. Всё, через что пришлось пройти, ощущалось слишком странным, чересчур необычным для такого, как я.

Общенациональные рейды — начало конца привычного мира. Город пылал в огне ненависти и захлебывался кровью невинных. Бросившись в самое пекло, удалось спасти девушку, которую чуть позже пришлось самолично убить. Разум до сих пор хранил воспоминания о криках и яростном пламени, что поглотило мечты простых людей.

«Тяжесть ответственности давила на плечи… А теперь я совсем ничего не чувствую».

Внезапно с улицы донеслись звуки знакомого вальса. Музыкальные вибрации, проникая глубоко в душу, исцеляли раны, о существовании которых я даже не подозревал. Сила музыки переплеталась с вновь пробудившимся желанием жить и бороться.

«Какая же великолепная гармония…»

Неожиданно всплыл образ Ласина. Его отвратительное обиженное лицо, казалось, насмехалось надо мной. С каждой новой воображаемой ухмылкой внутри разгорался огонь ненависти к фанатику. Но, как ни странно, именно Ласин, будучи врагом, научил меня терпению и стратегическому мышлению. А ситуация в сорифской уборной ясно показала: иногда лучше промолчать, ведь каждое столкновение с очередной ловушкой судьбы делало лишь мудрее и опытнее.

«Неужто сильнее нас делают не друзья, а враги?»

Эрвин, спасенный от казни радикальных социалистов, тоже вносил свою лепту в этот хаос. Его глупые шутки научили меня смеяться.

«Когда мы не общались и брата не было рядом, мне явно было не до смеха…»

Вспомнились люди Маффина, что жаждали мести и справедливости. Когда Эрвина поймали, радикалы явно не собирались оставлять кровного врага в живых. Но мне всё же удалось помочь Рыжему палачу не потерять голову.

«Никогда не забуду тот день, когда вырвал тебя из цепких лап смерти, Эрвин. Известие о твоей гибели стало бы непереносимым ударом…» — от грустных мыслей сердце сжалось, но вскоре боль постепенно отступила и отпустила разум.

Да, брат был сложной личностью, и порой закрадывались сомнения, стоило ли спасать такого злодея. Но долг перед родом оказался сильнее сомнений. Возвращение Эрвина домой действительно принесло неожиданное облегчение, и я понял, что семья для меня важнее справедливости.