Конец «Гончих псов»

— Смотри не пожалей! Ну, хватит об этом… Сегодня мне хотелось бы провести с тобой приятный вечер. Заглянем в одно место.

Карл плохо ориентировался в Париже, но заметил, что этот ресторан был расположен неподалеку от площади Согласия. На входе висела четкая табличка: «Только для немецких офицеров».

В вестибюле их встретил холеный метрдотель, заговоривший по-немецки:

— Герр оберст, я для вас специально оставил столик, как будто чувствовал, что вы придете. Сегодня у нас сумасшедший вечер! Такого наплыва гостей давно не было.

Видимо, Гуго здесь был частым посетителем. Метр усадил их за столик и, извинившись, исчез, обещав прислать официанта. Гуго водрузил на нос очки и стал внимательно изучать меню. Несмотря на лишний вес, шурин любил хорошо и плотно покушать. Казалось, что отросшее брюшко его не смущает.

— Не привык я тебя видеть в очках, — сказал Карл, чтобы не молчать: он понял — Гуго обидел его отказ.

— Ничего не поделаешь — зрение. Я же не летчик, а штабник.

— Ну зачем ты так, Гуго? Прости, если я тебя обидел. Ты для меня всю жизнь был самым большим авторитетом.

— Тс-с! — приложил Гуго палец к губам. — Идет официант.

Карл почувствовал, что Гуго смягчился. Официант закончил сервировку стола, но Гуго, оглянувшись, вдруг приказал ему:

— Поставьте еще прибор. — Поднявшись, приветливо помахал рукой. — Генрих, иди к нам!

— Гуго? Рад тебя видеть!

К столу подошел господин в мундире чиновника из организации Тодта.[47] Гуго сердечно обнялся с ним. Представил Карла. Оказалось, что этот инженер Генрих Штеккер когда-то учился вместе с Гуго, а затем строил аэродромы.

За соседние столы уселась веселая компания моряков и женщин. Мужчины кое-как изъяснялись по-французски, дамы болтали на ломаном немецком. Это их не смущало. С каждой новой выстреленной вверх пробкой шампанского они понимали друг друга все лучше.

— Откуда здесь моряки? — удивился Гуго. — Можно подумать, что мы не в Париже, а в Гамбурге или Киле.

Штеккер оглянулся и приветливо кивнул одному из моряков.

— Это офицеры-подводники, баловни гросс-адмирала Редера. Теперь они здесь будут частыми гостями. Мы в Бресте делаем эллинги для подводных лодок. Перекрытия невероятной толщины из железобетона. Им любые бомбы будут не опаснее плевков. Кстати, я поздоровался с Гербертом Прином, знаменитым командиром субмарины, потопившей в Скала Флоу линкор «Ройял-Оук».

— А я не узнал его, — сказал Гуго. — На фотографиях он совсем не похож. Познакомь нас с ним, Генрих.

— Охотно.

Вскоре знаменитый Герберт Прин сидел за их столом. Карл внимательно присматривался к самому отчаянному сорвиголове из кригсмарине. Бледное, волевое лицо. Легендарный капитан-лейтенант был застойно-пьян, видимо еще с прошлой недели, но держался молодцом. Ас-подводник, пивший на брудершафт с гросс-адмиралом Редером, вскоре стал на «ты» и с фон Эккартом.

— Мы, Гуго, пришли в Брест дней десять назад. Напостились в море за полтора месяца, а теперь устраняем алкогольную недостаточность. Ну и всякие другие… — Прин засмеялся над собственным остроумием. Он залпом выпил стопку коньяка и закурил сигарету. — Всего этого мы лишены в плавании. Вам, летчикам, в чем-то можно позавидовать. Вы каждый день видите солнце и, выполнив задание, возвращаетесь к людям. А вокруг меня все плавание только экипаж. Понимаете — экипаж? Я не могу позволить себе полтора месяца завязать с ним неслужебный разговор.

— В войну достается всем, — дипломатично заметил Гуго.

— Да! Это так. Посмотри на моих моряков. Им сейчас можно позавидовать. Кутежи, красивые бабы… Но они зря пытаются забыть в их объятиях, что скоро опять в автономное плавание. Да! — Он стукнул по столу ладонью. — О нем сейчас лучше не вспоминать.

«Он совсем пьян», — понял Карл, заглянув в его неподвижные, расширившиеся зрачки.

— Там, под водой, нас постоянно гложут ожидание и подспудный страх. Его мы стараемся спрятать подальше, но… Ты, Гуго, представляешь, как рвутся недалекие «глубинки» и как содрогается прочный корпус?

— Откуда, Герберт? Я хорошо представляю другое: разрывы вражеских бомб и удары пуль по самолету. Это моя третья война, я ведь и в Испании был.

— Испания… Лавры, апельсины, фонданго и коррида. Боже, как бы я хотел умереть в Испании, а не в «мокрой могиле». Там, под голубым небом, и смерть не так страшна. А нам скоро опять лезть в тесную скученность и духоту, где воздух даже в командирской рубке отдает ароматами матросского гальюна. Сырость. С металлических трубопроводов стекают капли конденсата. Кажется, что саму субмарину прошибает холодный пот. Подзаряжаем аккумуляторы только по ночам. Как уйдем в море — прощай солнце почти на два месяца. Все плавание для командира подводной лодки сплошная вахта. Она мотает душу и нервы…

Прин раскурил погасшую сигарету и оглядел всех, пытаясь вспомнить, кто его собутыльники и где он находится. Затем увидел своих моряков, и в его сознании все стало на место.