Конец «Гончих псов»

— Мой фюрер, — поднялся Геринг, выждав момент, когда Гитлер сделал паузу, — восемьсот самолетов в месяц, которые мы сейчас производим, явно недостаточно для войны с Россией. Нам нужно выпускать тысячу бомбардировщиков и тысячу истребителей в месяц. Тогда мы будем в состоянии господствовать в воздухе и выполнять все заявки наземных командиров.

Гитлер жестом попросил его сесть:

— Боеготовность русских ВВС в настоящее время оценивается нами как весьма ограниченная… Считаю, что русские попытаются преодолеть свою слабость, но темпы нарастания мощи будут «азиатскими» из-за их организационного несовершенства. До конца сорок первого года мы обойдемся без развертывания авиационной промышленности. А в случае необходимости я прикажу демобилизовать из сухопутных сил полмиллиона человек и переброшу их на авиационные заводы.

Геринг беззвучно захлопал в ладоши, выражая радостное согласие со словами фюрера. Но Удет, на ком лежала ответственность за обеспечение ВВС самолетами, сжал губы и еще больше замкнулся. Он представлял, во что обойдется это решение Германии, если вместо блицкрига начнется большая война с Россией. После этого Гитлер ознакомил присутствующих с директивой по боевому использованию авиации. Нового в ней было мало. Рекомендовалось придерживаться тех методов, которые оправдали себя в «молниеносных войнах» на западе:

— 1-й Воздушный флот должен действовать с группой армий «Центр» на направлении Восточная Пруссия — Ленинград;

— 2-й флот — на направлении Польша — Москва;

— 4-й флот — из Румынии на Крым, Днепр и Дон;

— 5-й флот с баз Норвегии и Финляндии должен оказывать помощь войскам, наступающим на Мурманск, и уничтожать морские конвои.

Закончив совещание, Гитлер взглянул на часы. Секундная стрелка мчалась по циферблату, с каждым скачком приближая «день J» — начало вторжения в Россию.

На миг Гитлеру сделалось страшно от своего решения. Он вытер холодный пот с побледневшего лица и тут же взял себя в руки. Ведь генеральный штаб скрупулезно подсчитал все. Россия не сможет выдержать ударов его танковых дивизий, которые войдут в ее тело, как входит нож в сливочное масло. «Россия — это колосс на глиняных ногах», — внушал он себе, пытаясь обрести былую уверенность.

Кивком Гитлер отпустил собравшихся. Ему захотелось побродить по лужайке в одиночестве.

4

Аэродромный узел Демблин был забит «мессершмиттами» и «юнкерсами», но с запада подходили все новые группы «хейнкелей» и пикировщиков Ю-87.

— Герр оберст, — позвонил Келленберг командиру эскадры «Хорст Вессель», — нужно что-то предпринимать. На аэродроме стало тесно, как в гробу. Нас так загородили «штуками»,[54] что по тревоге я не смогу вырулить для взлета.

Начальство быстро отреагировало на жалобу Келленберга и выставило его авиагруппу из Демблина на полевой аэродром, расположенный рядом с советской границей. Там жили в палатках и штабных автобусах без всяких удобств и развлечений.

Руди Шмидт уговорил Ганса Хенске прогуляться на хутор, расположенный неподалеку, «для организации женского вопроса». Вернулись они разочарованными. Оказывается, всех поляков отселили от границы, и на хуторе они нашли только дряхлого деда, не понимающего ни слова по-немецки.

Километрах в семи от аэродрома протекал Буг, за которым в бинокль можно было различить форты русской крепости Брест-Литовск.[55] Укрепления, сложенные из красного кирпича, чем-то напоминали Карлу кенигсбергские форты «Принц Альберт» и «Принцесса Луиза».

На советской территории было спокойно: не заметно, чтобы к границе подтягивались войска. Зато на немецкой стороне все леса и населенные пункты забили пехота, танки, артиллерия.

Как-то Келленберг посадил летчиков в автобусы. Съездили на Буг, где искупались вблизи пограничного поста. Полдня загорали и плавали, чувствуя на себе настороженные взгляды советских солдат в зеленых фуражках.

Противоположный берег был пуст, если не считать пограничных патрулей, изредка проходящих вдоль берега. Служебной собаке, которую вел на поводке солдат, не понравилось оживление на другом берегу, и она пыталась залаять на них, но пограничник поспешил ее успокоить. Перед отъездом на аэродром глушили рыбу толовыми шашками и гранатами. Эрвин заметил:

— Карл, а ведь такие забавы на пограничной реке похожи на провокацию.

— Возможно. Но я сам слышал, как унтерштурмфюрер СС приказал начальнику пограничного поста выдать нам гранаты.

— Будет дипломатическая нота.

— Едва ли. Русские, по всему видно, не хотят усложнять взаимоотношения с нами.

— Все равно скоро что-то произойдет… Видишь, сколько войск нагнали? Как в прошлом мае на голландской границе.

Однажды в полдень, расстелив самолетный чехол, они загорали за хвостами «мессершмиттов». Фон Риттен, пригревшись, начал дремать.

— Карл, посмотри вверх, — окликнул его Эрвин.