— За что? — удивился Эрвин. — Тогда и меня пора сажать за решетку. Я тоже разочарован блицкригом, который тянется второй год. Я считал, что после Крыма, Харькова, Воронежа и Северного Кавказа русские окажутся в нокауте и выбросят на ринг белое полотенце. Но этого не случилось. У русских хватило силы и воли выйти из нокдауна. Время работает не на нас. Чувствуешь, что русские опомнились от ошеломления? Мы третью неделю топчемся у Дона, теряя технику и людей.
— Не сегодня завтра танки фон Виттергейма форсируют Дон — произнес Карл, прислушиваясь к нарастающему гулу самолетных моторов.
— Похоже, русские, — сказал Эрвин, вскакивая на ноги.
Пятерка полуторапланов, в которых летчики опознали устаревшие истребители И-153, на бреющем полете вынырнула из-за деревьев. Сделав небольшую горку, они выпустии реактивные снаряды по стоянке самолетов прилетевшей авиагруппы. «Мессершмитты», для которых не успели вырыть капониры, стояли вне укрытий. Удар ракет пришелся по ним. Стоянки затянуло дымом. Пока И-153 набирали высоту для повторного захода, опомнившиеся зенитки открыли шквальный огонь. Крайний левый ведомый И-153, напоровшись на снаряд, рухнул в кусты неподалеку от того места, где загорали Карл и Эрвин. Обстреляв самолеты из пулеметов, «Чайки» скрылись за меловыми кручами, подступавшими к аэродрому. Вслед за ними помчались взлетевшие «мессершмитты».
— Пойдем посмотрим на Ивана, — предложил Эрвин.
Приятели надели сапоги, чтобы не исколоть ноги, и направились к месту катастрофы.
У обломков И-153 уже толпились солдаты.
— Еле успел отскочить, — рассказывал один, показывая на край своего полотенца, выглядывающий из-под фюзеляжа упавшего самолета.
Несколько солдат извлекли из разбитой кабины тело русского пилота и бросили на траву. Карл и Эрвин подошли к нему. Мальчишеское окровавленное лицо не было обезображено гримасой предсмертного ужаса. Мгновенная смерть застала его в разгар борьбы, и он, вероятно, даже не успел почувствовать боли.
Пилот был одет в выгоревшее почти добела хлопчатобумажное обмундирование и кирзовые сапоги с широкими голенищами. Судя по двум красным треугольникам на голубых петлицах, он был сержантом.
Подошедший фельдфебель извлек из нагрудных карманов погибшего документы: красноармейскую книжку, комсомольский билет, в котором лежала фотография большеглазой девушки с косами, несколько писем и потертую на сгибах вырезку из армейской газеты с портретом улыбающегося сержанта, сфотографированного на фоне винта и капота самолета И-153.
В карманах брюк оказался смятый носовой платок и старенький бумажник с единственной красной купюрой достоинством в тридцать рублей.
— Не велико наследство, — разочарованно изрек фельдфебель, закончив обыск мертвого пилота. — За эти деньги не купишь и кувшина молока. Заройте его, — приказал он солдатам.
— Пойдем отсюда, — предложил Эрвин, — мне стало жаль беднягу. Ничего-то он в жизни, наверное, не успел повидать хорошего. Сколько ему лет: девятнадцать или меньше?
— Нашел кого жалеть, — фыркнул Карл. — Посмотри-ка на его работу. — Он указал рукой в сторону стоянки самолетов, где пожарные машины поливали из брандспойтов дымящиеся остовы сгоревших самолетов.
Они вернулись к месту, где лежала их одежда. Карл задумчиво царапал прутиком землю.
— Ты знаешь, Эрвин, не могу понять, что заставило русских забраться сюда на своих тихоходных «кофемолках»? Ведь днем это равносильно самоубийству. Их уже, наверное, съели взлетевшие «мессершмитты». Ради чего они прилетали почти на верную смерть? Ради денег, славы, чинов?..
— Нет, — ответил Эрвин, — только не деньги привели их на наш аэродром. Ты видел тощий кошелек этого парня и его нищенский наряд? Русские не балуют своих пилотов ни отпусками, ни шоколадом. Однако они дерутся как одержимые. Думаю, что их сюда привела в первую очередь любовь к своему фатерлянду. Ты не заметил, что это благородное чувство присуще русским в гораздо большей степени, чем чистокровным арийцам? Не знаю, стали бы мы с тобой так воевать, если бы нам платили жалкие пфенниги или отменили вознаграждение за каждый сбитый самолет противника?
Надеждам «гончих псов» на скорое убытие для переформирования не было суждено осуществиться. Здесь, под Сталинградом, они были гораздо нужнее, чем в тылу. Вопрос о доукомплектовании эскадры «Хорст Вессель» на этот раз был решен не совсем обычным способом — без вывода эскадры в тыл.
Летчики из берлинской ПВО перегнали им 60 «Мессершмиттов-109», носивших кличку «Густав».
Как только самолеты зарулили на стоянки, прилетели транспортные Ю-52. С них выгрузились полсотни горластых эрзац-пилотов. Это было пополнение, присланное из рейха.
Юнцы были воспитаны в воинственных традициях «Гитлерюгенда», но нахальства и петушиного задора у них было гораздо больше, чем летного опыта. Выяснилось, что, прежде чем лететь в бой с пополнением, нужно было с ним основательно поработать.