В результате опроса сбитых пленных летчиков установлено: что на аэродромный узел Обливская прибыли бомбардировщики Ю-87 II и III авиагрупп 2-й штурмовой эскадры «Иммельман».
Командиром III авиагруппы является любимец Геринга майор Ганс Ульрих Рюдель, награжденный Рыцарским крестом с дубовыми листьями.
Его самолет имеет обычную окраску темнозеленого цвета. Кок винта — голубой. Под левой плоскостью в контейнере расположена 37-мм пушка. Надпись на фюзеляже — «Т7-АД».
На одном из сбитых самолетов Ю-87 обнаружен отличительный знак — щит с округлым основанием, разделенный зубцами на два поля. На нижнем, желтом поле щита — изображение гнома, скользящего с горы в домашней туфле.
По документам, найденным у убитого немецкого летчика, установлено, что он служил в штабе 77-й авиаэскадры «Битва за Англию».
Кроме вышеуказанных штурмовых авиаэскадр под Сталинградом отмечено появление 1-й бомбардировочной эскадры «Гинденбург», имеющей на вооружении самолеты Ю-88. Отличительный знак эскадры — черная сова на фоне желтого круга луны.
23 августа солнце жарило с самого утра, обещая воскресный день обратить в гнетущее пекло. Третий месяц на город не падало ни капли дождя. Иссохшая от зноя земля растрескалась, трава высохла, и с деревьев раньше времени начали опадать сухие, скрученные листья.
Впрочем, коренных сталинградцев это не удивляло. Они привыкли к сорока градусам жары летом и к сорока градусам мороза зимой. Континентальная Азия была совсем недалеко. За Волгой начинались сухие степи Казахстана, а чуть дальше на юго-восток — пески Кызыл-Кума.
От жары спасала Волга. С утра народ устремился на пляжи Красной Слободы, Бакалды и Турбазы.
Словом, все шло своим чередом, и удивляло только одно — полное отсутствие в небе германской авиации.
— Что-то затевают фашисты, — сказал своим летчикам Рогачев, поглядев в пустынное безоблачное небо.
— Видно, вчера шнапса перебрали, — пошутил кто-то из пилотов, — а сегодня отмокают.
Если бы не отголоски артиллерийской стрельбы, доносившиеся со стороны плацдарма, захваченного немцами у Песковатки, можно было подумать, что у войны от натуги лопнула «становая жила» и она затихла при последнем издыхании, жалкая и присмиревшая.
Но это только казалось. На самом деле германский 14-й танковый корпус, переправившийся на плацдарм, готовился к броску на северную окраину Сталинграда, а на аэродромах базирования немецкой авиации шла усиленная подготовка к нанесению жестокого, террористического удара по непокоренному городу.
Вступили в силу, обретая плоть, страшные слова приказа, изложенные в директиве ОКБ № 41 от 5.04.1942 г., помеченной грифом «Совершенно секретно! Только для командования»:[67]
«…В любом случае необходимо попытаться достигнуть Сталинграда или по крайней мере подвергнуть его воздействию тяжелого оружия с тем, чтобы он потерял свое значение как центр военной промышленности и узел коммуникаций».
К обеду бой загрохотал на подступах к Гумраку, и по команде с КП 8-й воздушной армии полк майора Лобанова был срочно перебазирован за Волгу на аэродром, расположенный близ колхоза «Борьба с засухой».
После приземления Рогачев услышал команду по рации:
— Рули вправо. Видишь, там тебе флажком машут?
— Вижу, — ответил Андрей, не обратив внимания на «тыканье» руководителя. Он успел привыкнуть к той фронтовой непосредственности, с которой даже незнакомые летуны обращались друг к другу.
Опаленные огнем жарких схваток, продутые свинцовыми ветрами, пилоты, постоянно рисковавшие жизнью, мало уделяли внимания тонкостям этикета.
На «вы» обращались, как правило, к командирам полков и эскадрилий, потому как все остальные командиры в полку, должностями пониже, были такими же мальчишками-сверстниками, с которыми хлебали из одного котелка, спали на одной охапке сена.