Конец января в Карфагене

Возможно, оперный голос еще не однажды прозвучит совсем близко. Потому что он подобен той огненной звезде, что вспыхивает за плечом человека (прерия, сомбреро), если с ним должно что-то произойти, как знак того, что его час настал. Час настал, но ничего так и не произошло. Возможно, он еще когда-нибудь расскажет, какою ему виделась моя — так и не подхватившая меня в нужный момент, не унесшая своим течением — другая жизнь.

Оперному Голосу нечего делать в Заречье. Я слышал, что он переманил в Ленинград всю свою родню. Здесь и в самом деле противно и неуютно. Не хватает плаката: «Береги природу!» А на нем обезьяна в вышиванке зацепилась хвостом (хвост-оселедец). Сидит и пилит сук, на котором сидит. А внизу толпа, и все ей завидуют. И каждый мечтает оказаться на ее месте.

Последняя, хотя уже и позавчерашняя новость. Мардукакису (он же — питерский солист Серж Мардвинов) отрезало ногу! Как будто та обезьяна, бросив перепиливать ветвь, настигла его своей пилой.

Знакомый кинокритик, автор сценариев двух картин «Курабье» и «Подоконник» — звонит из редакции, давится слезами и утверждает, будто ногу Сержу Мардвинову переехал чуть ли не трамвай! Правда, все не так страшно. Не полностью, а лишь по щиколотку. И вот теперь коллеги и почитатели его таланта всем миром собирают ветерану рок-сцены на хороший протез. Слыхал ли об этом я?

Не читал. То есть не слыхал, нет. А ведь это же мой старый знакомый! Талантливейший, колоритный парень. Уверяю вас, не хуже молодого Зельдина. Я не шучу! Учтите, Подоконник, поверьте мне, в моих словах нет ни капли злорадства! Пожалуй, пришла пора по-иному вслушаться в песни Сержа Мардвинова. Так и напишите.

Ну, отрезали, и остался пень. А от деревьев, что истребляют эти гады, пней все равно больше. С пропажей деревьев сразу заметнее, какой зловонный, негодный, чтобы им дышать здесь, воздух. Будто навоняла та пляшущая земляничная блондинка.

Почти сразу еще один звонок, и тоже орут — ему ногу отрезали! Мой ответ: «Вы уверены?» Здесь по этому поводу молчок. Возможно, Мардуку не забыли, что он слишком мало пел по-говяжьи. Хотя он все-таки пел какие-то народные песни, я сам слышал.

У нас есть знакомый по прозвищу Моргенштерн. Это потому, что он патологоанатом и работает в морге. Он, как выпьет, все обещает сводить нас на экскурсию, выдать перчатки, чтобы мы смогли собственноручно подержаться за человеческий мозг или печень алкоголика. Что же, как поется в старой песне — «вот наконец этот радостный день настал». В халате и перчатках он достал из холодильника коробку и поставил на цинковый стол.

«А где же елка»? — подумал я. Казалось, в коробке хранятся елочные игрушки. Но самое неожиданное и персонально нам интересное произошло, когда патологоанатом Олег вынул оттуда ступню и поднял обрубок за большой палец («Волосатый»! — нервозно вспыхнуло у меня в голове) над столом. Остальные пальцы медленно разогнулись веером, как пятерня. И тут мы увидели, что их соединяют упругие перепонки. Так мы в конце концов и узнали национальность того, кто до сих пор выступает под псевдонимом Серж Мардвинов.

1991-2005-февраль 2007

ОРУЖИЕ ВОЗМЕЗДИЯ

У Гарри Глиттера в группе "Глиттер бэнд" два барабанщика. Псарёв убедился в этом, увидев над "Юпитером" в доме Яши Фауста центральный разворот из немецкого журнала BRAVO. Псарёв сразу предложил Фаусту чирикман, тот согласился и лезвием своего отца, дамского портного Нойберга, обрезал скотч. Через неделю на том же месте появился разворот менее эффектных в плане внешности "Чикаго", более близких по музыке Якову, игравшему на бас-гитаре, и похожему, когда зарастает, на басиста "Урия Гипп". А зарастать он успевал от военкомата до военкомата.

Липский со Слободки перефотал мини-постер и быстренько изготовил черно-белые копии. Псарёв продал полпачки, причем достаточно дорого — по полтиннику, через Флиппера и Короленко. Сегодня на истории он послал такую фоточку Кривому, тот разозлился, что это не порнография, и подрисовал карандашом облачко, вытекающее и Гарри Глиттера изо рта, вписав внутрь его одно слово: "Блять".

У Гарри Глиттера в унисон барабанят две установки, отсюда такой густой, “гитлеровский” звук. Вот почему какающие на лежащую плашмя спинку стула Разъегор и Пошли Отольем напоминают ему ударников "Глиттер Бэнд". Тем более — оба мечтают играть на барабанах.

По-собачьи вытянув бледную шею, он пристально глядит на холодный диск Гекаты в клочьях рваных облаков. Еще недавно, будь на то его воля, он изобразил бы на ее поверхности свастику, как на лбу бритоголовых девушек Мэнсона. Но, среднего роста костлявый юнец в черной куртке из кожзаменителя сознает, что это невозможно, что на самом деле его обуревают совсем иные желания. Видно только как шевелятся на его бледном от возбуждения и ветра лице темные губы в лунном свете.