Перспектива превращения писателя в общественного деятеля, а литературы — в «служанку злобы дня» вызвала в литературной среде Ленинграда негативную реакцию[907]
. Вопросы перестройки ФОСП и всей литературы довольно бурно обсуждались на совещании актива и исполбюро ЛО ФОСП (23 июля 1930) в присутствии комиссии московской ФОСП[908], метко названной ленинградскими писателями «карательной экспедицией», присланной «для разгрома Ленотдела ФОСПа»[909]. П. К. Губер, член секции переводчиков, доказывал, в частности, что «предложение вырвать писателя из кабинета и поставить его на производство противоречит общеизвестным фактам из истории мировой литературы». В качестве примера он привел Бальзака, писателя кабинетного, что «не помешало ему дать в своих произведениях такую полную картину жизни Франции, что ими можно пользоваться сейчас как историческим источником»[910]. Ленинградские писатели выразили также несогласие с негативной оценкой работы ЛО ФОСП и отдельными пунктами московской резолюции: слияние «Издательства писателей в Ленинграде»[911] с московским издательством «Федерация», умаление роли «попутнической» литературы, жесткая критика литературной группы «Перевал»[912].Хотя в итоге ленинградцы присоединились к резолюции московской ФОСП, их демарш на собрании был расценен как несогласие с реформированием Федерации (а значит — и с линией партии), как «реакционная канитель Губеров», утверждающих, что Вольтер, Бальзак, Данте «и без лозунга „ближе к массам“ <…> заработали право витать в стенах Пантеона»[913]
. В резолюции московской комиссии особо подчеркивалось «антиобщественное поведение» ленинградских писателей, не усвоивших, что участие в социалистическом строительстве — «не общественная нагрузка, а основная предпосылка для всей <…> творческой деятельности»[914]. Ленинградской Федерации предписывалось вести борьбу «с правыми настроениями и аполитичностью, <…> изжить противоречия попутнической идеологии и перейти на позиции пролетариата»[915].Губер был вынужден объясняться и оправдываться: «Выступил я на собрании с некоторыми полемическими замечаниями, касающимися лишь некоторых второстепенных <вопросов>, затронутых в прениях, — указывал он в заявлении в секретариат ЛО ФОСП. — Так, на Бальзака я ссылался по в<опросу> о технике литературного творчества, а Вольтера процити<ровал> в связи с поднятой т. Слепневым темой о злоупотреблен<иях> газетной критики. О Данте, сколько помнится, не упо<минал> вовсе. Мне и в голову не приходило указывать на этих <вели>канов мировой литературы для опровержения лозунга „бли<же к> массам“. Опровергать такой лозунг — значит стремиться снизит<ь> литературу до уровня простого комнатного рукоделия, и я <ни>когда не позволил бы себе преподать моим товарищам пи<сателям> такой нелепый совет»[916]
.Неудивительно, что в контексте новых задач секция переводчиков ФОСП также подверглась критике в печати[917]
и проверке. Обследованием ленинградской секции (ноябрь 1930 — март 1931), завершившимся ее разгромом, занималась специальная комиссия ЛО ФОСП, в состав которой входили коммунисты, в недавнем прошлом — бойцы и политработники Красной Армии: Я. А. Калнынь (председатель), В. А. Найда, В. Н. Владимиров. О репрессивных задачах «тройки» можно судить уже по ее составу. Весьма символична для комиссий подобного рода личность ее председателя, Яна Антоновича Калныня, уроженца Лифляндской губернии, командира Уфимского батальона латышских стрелков (1918), политработника Красной Армии (1920–1928), сотрудника органов ВЧК — ГПУ — НКВД[918]. Образование он имел среднее. Первая публикация (рассказ «Сухари») появилась в 1927 году в газете «Красная звезда». В литературе строго придерживался генеральной линии: писал очерки и статьи на военную тематику, в 1931 году издал книгу очерков о коллективизации «Кипуны: По районам сплошной коллективизации». В описываемый период состоял в руководстве ЛАПП, Литературного объединения Красной Армии и Флота (ЛОКАФ), ЛО ФОСП. Примечательно, что в комиссии не было членов Союза писателей, родственной переводчикам организации. Калнынь представлял ЛАПП, Найда — ЛОКАФ и ЛО Московского общества драматических писателей и композиторов (МОДПиК), Владимиров — Местком писателей. Переводом они не занимались и оценить профессионализм членов секции вряд ли могли. Как и следовало ожидать, деятельность секции признали неудовлетворительной, исключительно академичной и совершенно аполитичной, а работу идеологически неблагонадежных переводчиков-«попутчиков» с иностранными специалистами[919] — даже вредной (Приложение XV).