Я вел себя как последний турист — ходил по кабакам и осматривал достопримечательности. Не пожалел эргов и купил даже билет в Эгейский Купол — кратер, покрытый стеклянным куполом, с земным давлением и насыщенностью кислорода. Там располагались дома руководящих членов Совета и несколько парковых зон, засаженных земными деревьями. Меня это немного отвлекло. Ощущения были давно забытыми, непривычными уже для меня… Но не скажу, что стопроцентно приятными: слишком много воспоминаний из прошлой жизни, которую я старательно забыл… Причем показалось, что воздух слегка пованивает хлоркой.
Потом я даже посетил космопорт «Лихоторо-два» (первый воздушный порт обслуживал самолеты и дирижабли). Впечатления особого не произвело. Разве что стартовая площадка с шаттлом, который принадлежал городу и иногда выполнял орбитальные рейсы. Сейчас, в преддверии Ракетного Сезона, на стартовой площадке копошились люди и драили различные металлические части до блеска.
Наверное, подсознательно я ждал, толкаясь в людных местах, что кто-то подойдет ко мне, кто-то о чем-то спросит… Да и людской поток перестал меня угнетать, а напротив — успокаивал…
Мне надо было раствориться, смешаться, слиться с городом… С этим проклятым виски, отдающим привкусом псины, равномерно взболтать свою боль, свой стыд, свои образы воспоминаний, свою ненависть и свою любовь — солдат не должен дергаться, он не должен быть слишком безразличным и успокоенным: свежесть мысли, уверенность в себе и сосредоточенное спокойствие… Созерцательная чуткость…
В перерывах между бессмысленной чисткой ствола и заливанием в себя пойла я буравил глазами монитор своего КПК, на котором висела трехмерная карта Олимпа. Я старался не думать о том, что могу не найти входа на эту чертову базу; я старался не думать о том, что, найдя этот вход, увижу рядом мертвое тело Ирины; я старался не думать… совсем не думать. И только алкоголь мог помочь мне в этом… Внезапно я до боли стиснул кулаки и крепко зажмурился, почувствовав, как напряглись челюсти… Прикусил фильтр сигареты… Раз… два… три… мысленная пощечина… выдох… Выравниваем дыхание… Наливаем стаканчик… Раз… два… три… Глоток. Вдох… И опять выдох…
И уж совсем лишним ощущением бьет меня по краю сознания, то есть по плечу… Да… Чье-то прикосновение.
Я вздрагиваю и хватаю самое дорогое, что есть у меня сейчас, — пластиковую ручку «Зевса»… Чувствую тепло чьей-то кожи… И дуло мгновенно упирается в человеческое лицо, поросшее щетиной, с черными провалами глаз, с нависающей на брови грязной банданой.
— Какого хрена, — произношу я заплетающимся языком, щелкая предохранителем. — Я только что из музея! Видать, забыл взять табличку «Не трогать!».
— Эй, — хрипло сказали губы затененного экраном игрового автомата лица… Довольно широкого и похожего чем-то на лепешку. — Ты так не делай!
Я уловил необычный певучий акцент. Руки он слегка приподнял… комбез охотничий… броник солидный…
— Ты Странный? — спросил он, слегка прищурясь в сторону черной дырки дула.
— Есть такой грех, — ухмыльнулся я. — А ты типа загадочный?
— Убери дуру, — попросил он, — разговор есть.
— Я мало слушаю, больше сам поговорить люблю, — сказал я, убирая пушку. — А с незнакомыми парнями болтать вообще боюсь — вдруг обманут? Я же доверчивый…
— Да, — кивнул он, и на его лице мелькнула силуэтом улыбка. — Кажись, ты тот.
— Тот, тот, — закивал я, отхлебывая из стакана и держа руку на кобуре.
— Я и думаю, — осклабился внезапный знакомец, опускаясь за стол, — кто тут в третий раз сидит и торцом своим торгует?
— А я думал, все уже забыли… — Я выдохнул ему в лицо табачный дым. — Да, я был одним из кандидатов в президенты Марса… Эх… Были времена…
Я с наслаждением затянулся сигаретой, вспоминая свое несуществующее прошлое…
— Короче, — театральный шепот выходил у него сипло, — говорят, что ты ждешь тут одного человека… Эверерта… кажись…
Я молчал и внимательно слушал, поражаясь сам себе: ведь я так ждал, что вокруг меня завертится какая-то канитель… Ждал и боялся этого… И вот сейчас, когда она стала вырисовываться, я поймал себя на мысли, что мне настолько плевать на все вокруг, что… Даже…
— Так вот… — продолжил парень, облизав засохшие губы.
— Постой! — вдруг выкрикнул кто-то за меня, словно чревовещатель из груди. — А ты не мог бы свалить отсюда, прямо сейчас? Пока я не прострелил твою башку: с детства у меня очень пытливый ум — так иногда нравится изучать чужие мозги… — Я начал распаляться под воздействием алкоголя. — Сижу себе, никого не трогаю… И тут на тебе!..
Я встал, опираясь о стол, положив руку на расстегнутую кобуру.
— Ты реально псих, — кивнул тот, казалось, даже удовлетворенно. — Таким мне тебя и обрисовали. Да и в Сети про тебя много пишут. Успокойся и сядь, пока на нас не начали пялиться все местные бездельники. Мы тебе не враги — наоборот, мы хотим тебе помочь.
Хмель ударил мне в голову, и я чуть не упал. Аккуратно опершись на спинку стула, сел.
— И кто это такие «мы»? — спросил я с подозрением.
— Мы — это РеФОМ, — сказал он, для солидности нахмурясь.
— Мне это ни о чем не говорит. — Я вновь налил себе виски.