Конец легенды

Солнце склонилось к закату, когда наконец прекратился шум падающей воды и установилась тишина, нарушаемая лишь шорохом прибоя. Это была победа! Денис простукал шестом все пространство вокруг насыпи. Грунт держался прочно.

Тогда они свалились в траву под тень деревьев и долго лежали без движения, без слов, глядя на плывущие в небе облака, наслаждаясь тишиной и покоем.

Потом Денис разложил костер. Норма набила дичи. Пообедав и отдохнув, они до глубокой ночи сидели, прижавшись друг к другу, над своей насыпью, слушая мерный шум прибоя, гордые от сознания одержанной победы.

Звезды все ярче разгорались в вышине, тьма все плотнее заволакивала прибрежные холмы, а далеко в океане все отчетливее проступала широкая полоса бледного фосфоресцирующего сияния. И казалось, что это не просто свечение воды, а дорога в большую жизнь – далекую, неведомую, бесконечно прекрасную. И голос Нормы дрогнул, когда она тихо, словно боясь нарушить ночной покой, шепнула в самое ухо Дениса:

– А если новый шторм, новый пролом?

Он крепче обхватил ее за плечи, теснее прижал к груди:

– Тебе очень страшно?

– Пока ты со мной, мне ничего не страшно. Но так хотелось бы пожить еще, увидеть мир… Или я слишком многого хочу?

– Почему многого?

– Так ведь давно ли мне казалось, что только бы капельку тепла, капельку ласки – больше ничего не надо. И вот ты дал мне все. Теперь бы благодарить судьбу. А хочется еще столько увидеть, пережить… Это, наверное, плохо, Денис?

– Это хорошо, Норма. Очень хорошо. В этом и состоит предназначение человека. Ради этого и стоит жить.

– Жить ради того, чтобы хотеть чего-то нового, неизведанного? Ты шутишь, Денис? А знаешь… В годы своего одиночества я часто думала об этом: для чего я живу? Ведь жить было трудно, страшно, тоскливо. Но еще страшнее была мысль о смерти. И я думала: отчего же это, почему так страшно умереть, ради чего так хочется жить? И где-то в глубине сознания пробивалось именно это – надежда на что-то новое, неизведанное. Тогда мне это казалось глупостью. А теперь вот ты говоришь то же самое. Ради чего все-таки живет человек?

– Это очень непростой вопрос. И чтобы ответить на него, надо судить не об одном человеке, а о всех живых существах Земли.

– Ты хочешь сказать, смысл жизни всех существ одинаков?

– Да, если говорить о смысле жизни вообще, жизни как процессе, жизни как особой форме существования материи. Все живое стремится выжить, все организмы борятся за свое существование. Все до единого! И как борятся! Кажется просто чудом, что живые существа могут противостоять и сильнейшим перепадам температур, и губительным воздействиям различных излучений, и катастрофическим геологическим процессам, и всякого рода атмосферным катаклизмам. И тем не менее, как возникла жизнь где-то около трех с половиной миллиардов лет назад, так и существует до сих пор. И не просто существует, а все время совершенствуется, увеличивается в общей массе, завоевывает все новые и новые области обитания.

Так чем же объяснить это победное шествие жизни. В чем та сила, которая движет все живое, толкая его на борьбу с любыми превратностями условий существования, заставляя вырабатывать миллионы самых изощренных приспособлений?

– В самом деле, что это за сила, Денис? Помню случай. Когда я была еще девочкой, во дворе у нас жила собачка. Приблудная, ничья. Кормили ее в основном мы, дети. И вот однажды во двор приехали люди, истребляющие бродячих собак. Так что бы ты думал? Почуяв опасность, наша собачка взобралась по отвесной пожарной лестнице, прошла по еле заметному карнизу и прыгнула ко мне в окно. Папа и мама не могли поверить такому. А я еще тогда подумала: почему всем так хочется жить?

– Вот именно, почему? Откуда эта жажда жизни? В чем ее смысл? Впрочем, биологи считают этот вопрос решенным. Смысл жизни любого существа, полагают они, заключается в том, чтобы дать существо, себе подобное.

Норма вздрогнула.

– А ведь это верно, Денис. Это так верно…

– Да, это верно. И если посмотреть на анатомию и физиологию любого организма, станет ясным, что все здесь направлено исключительно на достижение этой цели. Но если биологи могут поставить на этом точку, то философская мысль неизбежно выдвинет новый вопрос: а какой смысл в этом стремлении оставить после себя потомство?

– Как какой? Это ясно…

– Ну, а все-таки?

– Я не могу выразить словами. Это можно только чувствовать.

– Нет, это можно выразить и словами. Но для этого надо прежде всего определить, чем принципиально отличается живое от неживого? По мнению биологов, любая живая структура отличается от неживой тем, что она может избирательно поглощать из окружающей среды лишь нужные ей вещества, может расти, может создавать структуры, себе подобные. Такое определение достаточно для ответа, который дают биологи, но абсолютно недостаточно, чтобы ответить на вопрос философов. Здесь требуется какой-то иной критерий жизни. Итакой критерий существует. Вспомни хотя бы простейший одноклеточный организм – амебу. Вы проходили ее, конечно, на уроках зоологии?

– Да, я помню.