Конец ночи

«Не в течение какого-нибудь часа или дня, но каждый вечер, всю жизнь иметь возможность склонить голову на чье-нибудь плечо, — думала Тереза, — не при кратковременных встречах, но каждую ночь, до самой смерти засыпать в объятиях друга. Разве это не дано большинству людей? Мари узнает это счастье, и Жорж тоже его узнает. Я дам им то, чего сама никогда не получу. Я сумею дать им в изобилии даже то, чем сама никогда не располагала. Не все ли равно, где это произойдет, — в Париже или в Аржелузе? Я скажу это Жоржу… я ему это скажу… Но ведь он не любит Мари, — произнесла она вполголоса. — Он решается. Почему решается он на это? Теперь уже не ради любви или хотя бы жалости ко мне… быть может, чтобы сдержать данное слово? Ведь немало таких мужчин, которые думают, что данное слово надо держать».

Широко раскрыв глаза, Тереза вздрогнула от страха при мысли, что еще раз сделала все, чтобы Жорж и Мари стали, возможно, более несчастными. В тех случаях, когда поступки ее грозили кому-нибудь гибелью, инстинкт никогда ее не обманывал!

Она пыталась оправдаться: «Да нет же! За Мари я совершенно спокойна; она получит то, без чего не мыслит своего существования, — присутствие Жоржа… даже если он будет причинять ей страдания: покинутые женщины всегда с наслаждением вспоминают о том, что им пришлось претерпеть. Отсутствие любимого — единственное их горе; отсутствие без надежды на возвращение — единственное, непоправимое горе! Но Жорж? Жорж, которого она толкнула на путь, внушающий ему отвращение…»

Глаза Терезы привыкли к темноте. Она различала очертания шкафа, темное пятно кресла и свою брошенную одежду, на которую падали блики света, пробивавшегося сквозь щели жалюзи и не походившего на свет зари. Не было слышно шума автомобилей. «Жорж… Жорж…» — в глубокой тоске повторяла Тереза. Ну что же! Да… Мари будет нужна Жоржу. Тереза уверена в этом, так как знает его; она не могла бы знать его лучше даже в том случае, если бы сама носила, родила и выкормила его, даже если бы видела его пробуждение к сознательной жизни. Эти юноши болезненно нуждаются в чужом внимании, свое же собственное ни на секунду не могут сосредоточить ни на чем другом, кроме себя самих… Достаточно видеть, как Жорж ежеминутно трогает свой нос, губы, щеки… Он принадлежит к числу тех, кто слишком увлекается самонаблюдением, кто минута за минутой следит за приближением старости и смерти…

Нет, у него нет иного выхода, кроме любви такой Мари, может быть, это несчастье, но несчастье наименьшее. По правде сказать, он совсем не сопротивлялся. Он тотчас же на это согласился. Слишком скоро, по мнению Терезы. Как дорого было бы ей его сопротивление! Но нет, он без всякого видимого усилия обещал остаться верным Мари, с невероятной покорностью. Уже уходя, на пороге, он подтвердил ей свое обещание. Какое выражение он употребил? Тереза силится его вспомнить, но сразу ей это не удается. Однако она уверена, что припомнит его слова, так как они ее поразили тогда. «Он сказал… Ах! Да! Он сказал (и это проще, менее торжественно, чем мне казалось), он сказал: „Пока я буду жив…“»

В сущности, в этих словах нет ничего особенного. Почему же они поразили ее так сильно, что и сейчас она могла найти их запечатлевшимися глубоко в ее памяти? Ей казалось, что она вновь слышит его голос: это «Пока я буду жив…» было сказано с определенным выражением… Конечно, когда его уже не будет в живых… Довольно глупо было уходить сейчас же после такой фразы… Он произнес эти слова, желая лишь придать больше силы своему обещанию. Они означали, что только смерть может освободить его от взятого им на себя обязательства.

«Нет! — со стоном вырвалось у Терезы. — Нет! Нет!» Она протестовала против пришедшей ей в голову мысли, мысли, которую она гнала от себя, против нелепого, зародившегося в ней страха, против пока еще неясной тревоги, которая — Тереза в этом уверена — возрастет, захватит, овладеет ею. Нет, в этой короткой фразе не заключалось угрозы; эти простые четыре слова не имели никакого другого значения: их следовало понимать только в прямом смысле: пока я буду жив… Ну да! Конечно, пока он жив, Мари не будет покинута. Пока он жив, Тереза может быть спокойна за судьбу Мари… Ах! Неужели ей придется всю ночь продумать над этим пока я буду жив, на все лады перетолковывая эти слова?

Тереза пыталась успокоиться: «В худшем случае, если в словах его скрывалась угроза, достаточно будет сегодня утром написать, чтобы он не считал себя связанным обещанием… Или же нет: я сама пойду поговорю с ним».