Конец одиночеству (СИ)

Мальчик был уверен, что сегодня прольется много крови, которой отец будет заглушать свое горе.

Слуги покинули зал, а они с братом застыли за столом, потеряв счет времени.

И вот крики зазвучали не только в их мыслях. Сквозь открытые окна, вместе с ненавистными солнечными лучами, в зал залетал и запах страха людей, запах их крови. Вопли звучали все громче, переплетаясь в ужасающую симфонию боли. Боли людской, боли вампира. Боли, что звучала изнутри.

Малышы понимали, что местные этого точно не вынесут. Но сделать ничего не могли.

И последние лучи осветили темный зал, но никто не торопится разжечь камин. Нет, на смену солнцу пришел свет десятков факелов, что сейчас двигались к поместью.

Крестьяне, напуганные, разозленные, такие слабые, такие гордые.

Глупцы! Думают, вампиры боятся огня.

Да, он им страшен, но не ночью, когда луна, отражая солнечный свет, изменяя его, напитывает нас своей силой. Мы ведь все-таки создания ночи.

Отец все еще не появился, но, думаю, теперь ждать его бесполезно. Одурманенный своей болью, он не заметит нашей с братом пропажи.

Значит, выбираться придется самим.

Детство закончилось.

Обойдя дубовый стол, Алекс приблизился к старшему брату. Растерянному, испуганному. Взяв его холодную ладошку в свою, он настойчиво потянул его к выходу.

- Пойдем, нам пора.

- Куда мы идем?

- Не знаю. Туда, где вновь станет тепло.

- А так будет?

- Я в это верю.

Тихие перешептывания придавали сил. Ощущение чужого тела рядом не давало упасть, заставляя чувствовать ответственность друг за друга.

Пару книг, пару вещей, увесистый кошель с золотом – все это не составило труда найти, но к тому времени, уже алым маревом разливается на фоне темной ночи горящие здания. Конюшни, сараи – все, что было сделано из дерева, уже полыхает.

Обезумевшие люди уже ломились всей толпой на каменные стены. Сейчас они как никогда напоминали вампиров своей жаждой крови. Но громче всех звучали песнопения священника. Рожденных этим не убьешь, но теперь к душевной добавилась и телесная боль.

Когда крестьяне прорвались во внутренний двор поместья, а дым все сильнее заслоняет вид из окон, Алекс утянул брата в сторону подземелий.

Эти люди знают, какие молитвы читать. А значит, они могут знать и другие способы нам навредить.

Наверняка у них есть и осина, и святая вода. Да, так просто им меня не одолеть, но я не хочу потерять еще и брата. Он еще не пил человеческую кровь. Он еще слишком слаб.

Нужно спешить. И сырые подземелья встречают нас запахом смерти. Но выхода нет, на первых этажах уже слышны крики верной нам прислуги. Их всех сегодня убьют.

Кого-то сожгут на костре, кто-то умрет от кола в сердце.

Над многими девушками надругаются. Но сейчас уже все равно.

Все равно, они не переживут рассвет. Где-то рядом бродит обезумевший отец, а значит, никому не спастись.

А пока нам нужно бежать. Бежать, надеясь, что когда-нибудь удастся вновь ощутить то тепло и умиротворение, которыми были пропитаны годы здесь.

====== Глава 7. Внутренний зверь ======

Пробуждение в который раз было болезненным.

Редкие звуки вбивались в голову, словно проверяя ее на прочность. Яркий свет, пробивающийся сквозь слегка приоткрытые веки, резал глаза, от чего на них наворачивались слезы.

Неприятное ощущение, когда руки дрожат, когда все чувства притуплены, когда кажется, что котенок будет посильнее тебя.

Лишь спустя несколько минут мне удалось привыкнуть к слишком светлому помещению, в котором я находился.

Светлые потолок и стены, белая кровать, рядом столик с какими-то баночками, таблетками, а в углу комнаты – какие-то непонятные аппараты. Пахнет стерильностью и медикаментами. Никогда не любил этот запах. Он слишком чистый, слишком правильный, а потому кажущийся каким-то искусственным. Он словно неживой.

Слишком яркие ощущения для измученного тела. Сознание вновь медленно погружается во тьму.

Светлая палата постепенно темнела, но ее временных постояльцев это, по-видимому, не волновало. Лежащий на кровати парень был бледен, но его сон был спокоен. Травмы не тревожили его, он успешно выздоравливал. Гораздо большее внимание привлекал к себе второй мужчина. Темно-карие, с бордовым отливом глаза, которые, пожалуй, своим цветом больше напоминали созревшую вишню, иногда поблескивали редкими алыми искрами. Напряженная поза выдавала его волнение, хотя невероятно притягательное лицо, оставалось спокойным. Его редкие и скупые движения выдавали его волнение о пациенте. Но не только это занимало его мысли. Глаза мужчины подернулись легкой дымкой задумчивости. Боль, страх, одиночество сквозили в его взгляде. Воспоминания о детстве, пробудившие в нем эти чувства, явно были не слишком приятными.

Сквозь приоткрытое окно в комнату, вместе с последними солнечными лучами, проникал легкий ветерок, слегка колыхавший занавески.

Мужчина в кресле словно отмер, и как только палата погрузилась во тьму, встал и потянулся, выгнувшись, словно кот. От былой растерянности и разбитости не осталось и следа. Уверенность наполняла каждое плавное движение приблизившегося к кровати посетителя. Острый взгляд выдавал хищника.