Конец охоты

— Да, конечно! — Лицо тюремщика расплылось в угодливой улыбочке. — Я учту это. Я все исправлю.

Лестница закончилась, и Шева вступила в коридор, тянувшийся вдоль бесконечной решетки. Находившиеся по другую ее сторону заключенные при появлении Шевы очнулись от апатии и принялись кричать, протягивая руки к Охотнице. Тотчас же забегали надзиратели с дубинками.

— Кто это? — бросила Шева, с брезгливой улыбкой рассматривая лица, мелькающие за прутьями в два дюйма толщиной.

— Всякий сброд, — ответил директор тюрьмы, тут же поспешив прибавить: — Но весьма опасный сброд. Друзья гладиаторов, парочка выживших из ума пиратов, авантюристы во времени…

В этот миг кто-то окликнул Охотницу по имени:

— Шева!

Замедлив шаг, Шева остановилась у решетки, за которой находился донельзя худой человек, чье заросшее сизой бородой лицо показалось Охотнице смутно знакомым.

— Коэнсен? — неуверенно пробормотала Шева.

Страшная физиономия узника расплылась в радостной улыбке.

— Да, это я!

Охотница отказывалась верить своим глазам. Неужели это и впрямь Коэнсен, тот самый жизнерадостный красавчик, который когда-то покорил сердце Шевы? Это случилось на самой заре ее юности. Коэнсен был лет на десять старше и зарабатывал на жизнь воровством в Отражениях. Громогласный, обожженный солнцем, швыряющийся деньгами, Коэнсен походил на героя из Древности. Он был неотразим. Шева влюбилась в него с первого взгляда, но ничего путного из этого не вышло. Коэнсен поиграл с ней в любовь пару недель, а потом сбежал. Но за эти две недели он заронил в сердце своей случайной подружки интерес к Отражениям. Именно благодаря Коэнсену Шева увлеклась прошлым, а вскоре ее пригласили на работу в Управление.

Шева, не отрывая глаз, смотрела на улыбающегося ей из-за решетки человека. И горькое чувство было в ее сердце. Что же должно было случиться, чтоб превратить жизнерадостного красавчика и сердцееда в истощенного жалкого урода, с заискивающей миной взирающего из-за решетки?

— Почему ты здесь?

Коэнсен пожал плечами:

— Не знаю. Наверно, оказался в неподходящий момент в неподходящем месте.

— Ты участвовал в беспорядках?

Тощие плечи Коэнсена повторили движение вверх, выражая сомнение.

— Как все. Я пытался проникнуть в Отражения. — Глаза Коэнсена потемнели. — Разве это справедливо, что наложен полный запрет на путешествия по Отражениям?

— Это разумная мера.

— И это говоришь ты?! — взорвался узник. — Ты, посвятившая всю свою жизнь работе с Отражениями?!

— Да, я. Только я могу трезво оценить всю опасность, которую таят в себе Отражения. Протекторы поступили верно, запретив перемещения.

— Но мы потеряли целый мир! Много миров!

Шева помедлила с ответом. Коэнсен был прав, и она была готова согласиться с авантюристом. Но…

— Так надо. Система нуждается в упрочении. Пацифис оказался столь несовершенен, что едва не привел Систему к гибели. Когда все возвратится в норму, думаю, Протектура позволит возобновить перемещения.

Коэнсен кивнул. Глаза его лихорадочно блестели.

— Шева! — шепнул он так тихо, что его могла слышать лишь Охотница. — Здесь плохо. Вытащи меня отсюда!

Шева почувствовала острый прилив жалости. Даже если за Коэнсеном и водились кое-какие грешки, он не заслужил столь жалкой участи. И во власти Шевы было помочь ему. Охотница кивнула, ответив одними губами:

— Я помогу тебе.

Страшная физиономия Коэнсена расплылась в счастливой улыбке. Шева уже продолжила свой путь, следуя мимо бесконечного ряда зарешеченных камер, а Коэнсен продолжал улыбаться, провожая глазами ладно скроенную, небольшую фигурку той, что когда-то любила его.

Керл Вельхоум был заперт в самом надежном каземате, отделенном от прочего мира трехслойной, в десять футов толщиной, стальной стеной, двумя массивными решетками, специальным тоннелем, заполняемым в случае экстренной ситуации парами соляной кислоты, а также восемью вооруженными до зубов головорезами. Кому-то подобные меры предосторожности могли бы показаться чрезмерными, но только не Шеве, перед поездкой ознакомившейся с секретным досье последнего гладиатора. Керл Вельхоум был, несомненно, самым выдающимся из когда-либо существовавших убийц. Помимо нескольких сотен побед на турнирах, на его счету были три побега из-под стражи, уничтожение целой когорты посьерранской гвардии и попытка диверсии в урановых шахтах Сомметы. Человек, свершивший все это, заслуживал того внимания, которое ему оказывали, каким бы чрезмерным оно ни казалось.

Учитывая возраст Керла, Шева рассчитывала увидеть убеленного сединами старца, но узник оказался довольно молод. По крайней мере, можно было сказать, что он неплохо сохранился. Его волевое лицо покрывали многочисленные шрамы, в которых терялись глубокие морщины — свидетельство долгих и трудных лет жизни. В волосах Керла поблескивала седина, но она была редка. Под тюремной робой играли упругие мышцы.