Конец Ольской тропы

«Лена» пришла в Якутию в 1878 году вместе с «Вегой» Норденшельда. Годы изъели ее корпус. Котельщики боялись бить молотками по железу ее бортов: из ржавого корпуса, как пули, вылетали заклепки.

Начальником экспедиции и морским капитаном «Лены» был назначен штурман Турутин, приехавший из Владивостока.

Он гордо сказал:

— Хоть на плоту, но поплыву.

Руководители Ленского пароходства аплодировали этим словам отважного моряка.

«Лена» благополучно спустилась вниз по реке, вышла с баржей на буксире в море и бесследно исчезла.

В Якутске поднялась паника.

Эфир был заполнен тревожными возгласами:

— «Лена»! «Лена»!.. Сообщите, где находитесь... Почему не отвечаете?..

Турутин молчал. Так миновала неделя.

«Ленин» давно покинул Якутск и шел Быковской протокой через дельту к морю. Плавание по реке измотало капитана. Он почти не спал. Лучшие лоцманы, провожавшие экспедицию до устья, надолго запомнили этот переход: бесконечные сидения на мели перекатов, именуемых по-местному шиверами. Фарватер Лены оказался таким же изменчивым, как фарватер Миссисипи.

На рассвете восьмого дня Слипко увидел дымок за песчаными холмами дельты, за которыми, окаймленная овалом безлюдных берегов, покрытых белым ковром нежного ягеля, лежала бухта Тикси, будущий выход Якутской республики в море.

— Судно, Александр Павлович! — крикнул он.

Это дымила тщетно разыскиваемая «Лена».

Турутин приехал в гости. Два капитана встретились.

Турутин в самых мрачных тонах информировал Бочека о своей неудаче.

— Торосистые льды забили вход в пролив. Попал в шторм. Один и шурую, и у штурвала стою. Не дошел всего со рока пяти миль. Течь в корпусе. Вернулся. И вам не советую выходить. Все равно застрянете!

Бочек холодно взглянул на него.

— Чем вызвано ваше молчание?

Турутин засмеялся.

— Адресуйтесь к радисту. Вот еще идиота прислали! Не умеет заряжать аккумуляторов и передавать радиограммы.

— Но вы капитан! — не сдержался Бочек. — Как вы, не проверив, приняли такого радиста?

— Ну, а дальше? — спросил он.

Турутин пожал плечами.

Тогда Бочек распорядился перегрузить материалы и продовольствие на борт «Ленина» и послал радиограмму в Москву. Наркомвод дипломатично ответил, что заход на Ляховские острова на ответственности Бочека.

Зимовщики ждали помощи. И маленький капитан взял на себя эту ответственность. Через сорок часов, не встретив ни одной льдины, «Ленин» отдал якоря напротив радиостанции острова Ближнего.

На море стоял штиль. Турутин солгал дважды.

А дни летели, как самолет на полном газу. Навигация в море Лаптевых подходила к концу.

Шторм настиг «Ленина» у самой Колымы, когда капитан исправил последнюю погрешность на картах. Береговая линия к востоку от реки Большая Куропаточья была нанесена на них неправильно и в действительности лежала на десять миль к югу от официального на правления.

— Вот и верь картам! — горько вздыхал Бочек. — Придерживаясь их, мы должны плавать по земле. — Он зябко ежился под ударами ветра. — Как плохо мы знаем свою страну!

Шторм примчал косые снежные шквалы. Они ослепили капитана, скрыли от него горизонт, запорошили тающими хлопьями судно. Восточно-Сибирское море разъяренно бросало тонны воды на палубу, сорвало наглухо закрепленные канатами бочки, унесло их за борт. Жалобно скрипели корабельные переборки. Волны торопливыми ворами сновали по судну, урча, перекатывались через дощатую загородку на шлюпочной палубе, где прижались друг к другу мокрые от брызг животные, взятые на случай зимовки.

Животные испуганно мычали. Морская болезнь действовала на них, как и на людей.

Команду укачало. Матросы и кочегары, никогда до этого рейса не видевшие моря, лежали с зелеными лицами и мутными глазами на койках.

Бодрствовали пять человек — моряки, прилетевшие с Бочеком в Якутию. Боцман Алексеюк бессменно стоял у штурвала. Р.адист нес вахту у передатчика. Старший механик Мазанка и машинист Слипко задыхались в смрадном чаду перегретого масла. Машинное отделение было похоже на неисправную кухонную плиту. Едва Слипко открывал дверь на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, яростные потоки обрушивались на него, забивали рот и ноздри соленой горечью, каскадом падали в машинное отделение, звенели о железные плиты, шипели и вскипали пузырьками на разгоряченных мотылях.

Капитан не покидал мостика. Он вел пароход прямым курсом на Колыму, наверстывая время, потерянное у Ляховских островов. Больше всего на свете он ненавидел сейчас Турутина.

Арктика мстила за промедление. Не видные за снежной стеной, гонимые восточным ветром, навстречу плыли, мерно покачиваясь на волнах, фаланги паковых льдов. Их принесло из Чукотского моря.

Капитан ощутил близкую опасность по незаметным для берегового человека признакам: гребни волн стали более округлыми, зыбь плавно катилась на запад, грохот моря напоминал приглушенное рычание усмиренного зверя.

Капитан рывком повернул ручку машинного телеграфа. Мелодичные звуки утонули в стонах ветра. Стук мотылей прекратился.

Вскоре ветер прогнал шквалистую мглу за горизонт.

— Куда итти ? — спросил сам себя Бочек.