Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Ответ напрашивается. Путешественница во времени.

Сказано это было так безмятежно, будто он угадывал, что сегодня на ужин. Он даже не улыбнулся и продолжил смотреть на меня серьезно, не мигая. Я обмерла, будто он ударил меня в грудь чем-то тяжелым.

- Вы так спокойно об этом говорите?!

- О, получается, - он улыбнулся, - я сделал правильный вывод?

- Да, но… - у меня наконец нашлись силы отойти, и я сделала это, ощущая, как по мере увеличения дистанции между нами мне становится легче говорить, - ни один человек не сказал бы это так… как будто это само собой разумеется?

- Почему?

- Ну… - я всегда изумлялась способности Марата поставить в тупик самым простым вопросом. - Ну… испугался бы, что его сочтут сумасшедшим…

Марат расхохотался, громко и от души, и я втянула голову в плечи, осознав, до чего нелепо звучало сказанное мною.

- О да, - сказал он, отсмеявшись, - я так похож на человека, который боится быть принятым за сумасшедшего, верно? В моем так называмом безумии все-таки есть один несомненный плюс.

- Говорить все, что хотите?

- Именно, именно, - согласился он. - Ну так чего мы стоим? Ты идешь со мной или теперь убежишь, когда я тебя раскрыл?

Вопрос он задал с ребяческой улыбкой, как будто он - мальчишка, разгадавший хитроумный ребус и до крайности довольный собой. Против воли я хихикнула. Правду говорят, что мужчины не взрослеют…

- Да иду я с вами, иду, - сказала я и тут же оказалась рядом с ним. Мы продолжили свой путь неизвестно куда, но шагать мне стало неожиданно легче, будто я сбросила какой-то тяжелый панцирь, надежно защищавший меня, но успевший уже порядком утомить.

 

Все шло замечательно, замечательно, замечательно, и Наполеоне не был бы собой, если б не поделился своим счастьем с новым приятелем. С трудом отыскав непочатую бутылку шампанского и два бокала, он подбежал к Огюстену и с чувством произнес:

- Спасибо тебе.

- Мне? - Огюстен отвлекся от беседы с братом (Наполеоне чуть дар речи не утратил, когда понял, что сухопарый хлыщ, по его милости облившийся вином - и есть Неподкупный). - За что?

- Эта девица просто чудо, - понизив голос, сообщил ему Наполеоне. - Всего пять минут, а она уже…

- Она уже что? - Огюстен как-то разом напрягся. - Что?

Не придавая значения тому, что у приятеля сжались кулаки, Наполеоне беспечно ответил:

- Одарила меня своей благосклонностью… если ты понимаешь, о чем я.

Последняя фраза сопровождалась выразительным поднятием бровей. Огюстен ощутимо взбледнул и приготовился что-то ответить, но Наполеоне решил не терять даром времени и, бросив “Давай потом поговорим”, выбежал обратно в сад.

В душе все пело, даже потеря шляпы, не дававшая ему покоя третий день, не казалась уже поводом для существенной печали, и Наполеоне, разве что не напевая, устремился к знакомой скамейке. План действий созрел мгновенно: дать веселой девице еще принять на грудь, еще поцеловать, закрепляя успех, а потом отвести кратчайшим путем до ближайшей гостиницы. Ни одного препятствия выполнению задуманного Наполеоне не видел, как ни перебирал план сверху донизу, но оказалось, что чего-то он все-таки не предусмотрел. Или не смог поверить, что такое вовсе возможно. Но высшие силы, очевидно, решили, что для Наполеоне хватит счастья на сегодня, и поэтому, когда он подошел к скамейке, девицы на ней не оказалось.

- Милая? - осторожно позвал корсиканец, все еще теша себя надеждой, что девушка решила поиграть с ним в прятки. - Милая, ты где?

Имени ее он не мог припомнить, хоть убей. Кажется, она и вовсе его не называла, а если и называла, то Наполеоне успел его уже позабыть. Поэтому, повторяя на все лады “милая” и “хорошая моя” он обошел скамейку, оглядел все вокруг и вдруг заметил, что ветки розовых кустов слегка подрагивают.

- Ага, - сказал он с выражением охотника, почуявшего добычу, - я тебя нашел.

Игриво усмехнувшись, он поставил бутылку и бокалы на скамью и подошел к кустам, в любой момент готовясь к тому, что девица сейчас со смехом выскочит на него. Интуиция не подвела, и на дорожке совсем скоро показался (или вывалился на нее) человека, но это была вовсе не девушка, а какой-то разряженный парень, чье смазливое лицо успело уже примелькаться Наполеоне на ужине. Парень был пьян вдрызг, и разило от него так, что корсиканец невольно закашлялся.

- Опять ты, - высказался парень и, обогнув обомлевшего Наполеоне, плюхнулся на скамейку.

- А… а где… - от удивления тот даже забыл французские слова, на ум лезли только итальянские, преимущественно ругательства. - А где… она?

Парень поднял осоловевшие глаза.

- Кто?

- Ну… она, - Наполеоне было стыдно признаться, что он даже имени своей мимолетной знакомой не помнит, и парень закономерно его не понял:

- Здесь есть я. А где она - понятия не имею.