Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Теперь ведите меня, - тихо сказала я, обнимая его за плечо. Он кивнул, прошептал себе под нос “раз-два-три”, дожидаясь, пока в песне начнется новый такт, и повел - спокойно и уверенно, будто делал это сотни раз. Песня захлебнулась на секунду, когда поющий подавился кашлем, но Марата это не тронуло, он не выпустил меня, а притянул ближе к себе, так, что я могла чувствовать тепло его тела сквозь слои одежды. От этого незамысловатого, но властного движения лицо мое вмиг вспыхнуло, и я почувствовала, как жар со щек медленно сползает на шею и грудь, оседая там раскаленным камнем, но ничего не могла с собой поделать. Темп песни нарастал, и я начала задыхаться, но остановиться даже не подумала, и никакая сила в мире, наверное, не могла тогда заставить меня сделать это.

- Что это за песня? - хрипло спросила я, когда молчание показалось мне совсем неприличным. Марат немного помедлил, прежде чем ответить:

- Ей уже лет сто. Называется “Всем придется умереть”.

В первую секунду я решила, что он шутит, но посмотрела ему в глаза и поняла, что нет, он сказал правду.

- И мы под это танцуем, - неожиданно засмеялась я, пряча лицо своему партнеру в плечо. Он добродушно рассмеялся мне в самое ухо, отчего я вся покрылась теплыми мурашками:

- А под что еще танцевать революционерам, как не под песни о смерти?

- Вы - самый странный революционер из всех, о ком мне доводилось слышать, - внезапно сказала я, поднимая голову.

- Почему?

- Ну, мне всегда казалось, что настоящие революционеры должны быть холодными и отстраненными… что в них вообще мало человеческого, а вы…

- Кто сказал тебе эту чушь? - фыркнул Марат. - Выброси это из головы. Это сущая ерунда. Как может человек положить свою жизнь за благо народа, если он никого не любит и никогда не испытывал привязанностей? Любовь - лучший мотиватор, Натали. Это единственная причина, по которой человек вступает в борьбу.

- Любовь?

- Конечно. Когда ты с пистолетом наперевес шла в Конвент, о чем ты думала?

Произнесено это было таким тоном, словно Марат уже знал ответ, и все, что ему требовалось - чтобы я сказала его вслух. Но выше моих сил было как заговорить, так и попытаться соврать.

- Отвечу за тебя, - смилостивился он, поняв, что вогнал меня в дебри стыда, - ты испугалась, что со мной, с Сен-Жюстом, с Робеспьером что-то случится. Что нас арестуют, например.

- Даже не знаю… - ответила я растерянно.

- А я знаю. Тобой двигала именно любовь, и это прекрасно.

- Не слишком ли сильное слово?

- К черту полумеры, - улыбнулся он, - по сути-то я прав.

Я не могла привести ни одного аргумента против, и мне оставалось лишь согласиться. Как раз в этот момент песня закончилась, и мы замерли, глядя друг на друга и тяжело дыша. Медленно, словно бы нехотя, Марат разжал руки и выпустил меня, но я поняла, что совсем не хочу отступать.

- Все мы, революционеры, стремимся к вечности, - сказал Марат будто бы самому себе, и я поняла, что он давно уже размышлял над этим, просто сейчас у него появилась возможность высказаться. - Тот, кто не верит в вечность, лишь прикрывает этим неверием свою слабость. А вечность всегда, абсолютно всегда связана с любовью. Друг без друга они просто не могут существовать…

Вечность. Это слово вызвало у меня лишь одно воспоминание, давнее, но от того не менее ослепляющее: затхлый подвал Михайловского замка, вспышка пистолетного дула, вкус крови на губах и… холодная, почти ледяная рукоять древнего меча в моей руке.

“Теперь он ваш”.

Не счесть, сколько раз я прокручивала в своей голове этот момент, и всякий раз не могла понять, откуда взялось у меня чувство, будто тогда я прикоснулась к чему-то необъятному, что взглядом-то окинуть сложно, не то что попытаться осмыслить. А Марат своими словами приоткрыл для меня какую-то дверцу, до сих пор запертую наглухо. На секунду мне показалось, что сейчас я разгадаю какую-то огромную тайну, но тут мой спутник нетерпеливо тряхнул меня за плечо, и реальность обвалилась на меня так, что у меня ноги подкосились: летняя ночь, захудалый ресторанчик и чудовищное, почти мутящее опьянение. Кажется, последний раз я так напивалась года полтора назад, и то не факт…

- Пойдем-ка отсюда, - сказал Марат с таким видом, будто что-то резко и окончательно для себя решил, и я не стала противиться. На свежем воздухе мне стало немного получше, и на своего спутника я посмотрела более-менее осмысленно.

- Куда теперь пойдем?

- Ну, - его глаза хитро блеснули, - есть у меня одно предложение…

Я хотела спросить, какое, но не успела - оказалась бесцеремонно прижатой к холодной стене ближайшего дома, причем рот мне, не дожидаясь протестующего писка, заткнули обжигающим поцелуем. Я не сопротивлялась даже для виду, только обхватила Марата за плечи, притягивая к себе и не выпуская, и услышала, как он почти по-кошачьи мурчит, отрываясь от моих губ:

- Умница…