Конец партии: Воспламенение (СИ)

Лица Робеспьера я не видела, но могла поклясться, что его выражение было достаточно красноречивым. Девушки, впрочем, совершенно не обратили внимания на несчастный, мучающийся от жажды предмет раздора и продолжили с ожесточением спорить. Решив не дожидаться, чем кончится эта сцена, я вышла на улицу.

Улицы показались мне странно притихшими, будто весь Париж вчера гулял вместе с нами, а теперь отлеживался, не выказывая из дома носу. Даже в саду Тюильри, где всегда было не протолкнуться от гуляк, было почти безлюдно, и я, радуясь тому, что не придется тратить время на стояние в очереди, купила у коробочника засахаренное яблоко. Когда я расплачивалась, меня звонко окликнули:

- Натали!

Я обернулась. Ко мне спешил Шарль, растрепанный и взволнованный, но совершенно счастливый. Несмотря на то, что утро выдалось пасмурным, на меня будто пролился солнечный свет, и я приветливо заулыбалась, когда приятель, запыхавшись, остановился возле меня:

- Привет. Идешь на свидание?

- Нет, - его лицо зарозовело, - с него.

Коробочник посмотрел на часы и крякнул. Я с многозначительной улыбкой протянула:

- О, вот оно что. И как оно прошло?

- Замечательно, - не глядя, Шарль отдал продавцу ассигнат и наугад цапнул из коробки еще что-то сладкое. - Правда, не знаю, увидимся ли мы с ней еще, но… я очень надеюсь. А ты куда идешь?

- К другу, - ответила я. - Хочу его проведать, а то он вчера немного перебрал…

- Бедняга. Меня вот тоже вчера пытались напоить, - внезапно сообщил Шарль и рассмеялся, - сказали, что так я буду раскованнее. А я не стеснялся совсем, просто… просто это все так непривычно…

- Ничего, - я едва удержалась от того, чтобы взъерошить его светлые волосы, - привыкнешь. Ладно, удачи тебе.

- И тебе, - сердечно ответил Шарль. - И я помню, ты обещала ко мне заходить.

- Обязательно, вот только время будет, - пообещала я и удалилась.

Город и не думал просыпаться, даже уличная суета была какой-то ленивой и заторможенной, поэтому у меня не было желания торопиться. До гостиницы, где жил Антуан, я дошла пешком, с наслаждением вдыхая пропитавшийся пришедшим летом воздух. Мысли в голове бродили неразборчивые и неясные, но в основном приятные, ибо большинство из них было связано с событиями вчерашнего вечера. Вспомнив о Марате, я поняла, что начинаю глупо улыбаться. Интересно, а он сейчас обо мне думает?..

- Эй, гражданка!

Кричал мне босоногий мальчишка-лоточник, продающий цветы, коих в маленький деревянный ящик на его шее уместилось великое множество. Я смогла различить и гвоздики, и розы, и фиалки, но внимание мое привлек один-единственный куцый букет, который затолкали в самый угол лотка и безжалостно задавили пышными соцветиями его соседей: букет из ярко-красных, почти бордовых, как кровь, нарциссов.

- Купите цветы, гражданка! - подмигнул мне мальчишка, приближаясь. - Красивые, прямо как вы!

“Типичный француз”, - мелькнуло у меня в голове, и я невольно вздрогнула, как будто меня пронзило какой-то тонкой иглой. Я уже оказывалась в точно такой ситуации, и мысль у меня всплывала точь-в-точь такая же. Или нет?

- Скажи-ка мне, - как слепая, я протянула мальчишке купюру и, отмахнувшись от протянутой грязной ручонкой сдачи, выудила из лотка нарциссы, - мы раньше с тобой не встречались?

- Это я не знаю, гражданка, - серьезно проговорил пацан, пряча в карман деньги. - Раньше - вряд ли. Разве что потом…

И, прежде чем я успела что-то сообразить, припустил вниз по улице, почти мгновенно скрывшись в одном из переулков. Первым моим порывом было броситься следом, но я не смогла и ноги от земли оторвать и осталась стоять, отупело глядя малолетнему цветочнику вслед. Нарциссы я продолжала крепко сжимать в руке и чувствовала, как дрожат тонкие стебли от любого движения воздуха.

 

Гостиницу “Соединенные штаты”, где жил Антуан, едва ли можно было назвать презентабельной. По уровню комфорта она мало чем отличалась от обыкновенного общежития, даже запах грязного белья и чего-то протухшего с кухни был точно такой же. От хозяйки я узнала, какую комнату занимает Сен-Жюст и, давя искушение зажать нос, почти побежала по узкому, грязному коридору.

Он открыл не сразу, мне пришлось барабанить в дверь несколько минут, прежде чем она приоткрылась, и на пороге возник хозяин - бледное воплощение всех страданий, какие могут выпасть на человеческую долю. На приветствия он решил не размениваться, только мутно пробормотал:

- А, это ты.

- Привет, пьянь, - поздоровалась я и, юркнув внутрь, закашлялась от густого запаха перегара, наполнявшего небольшую комнатушку. Обставлена она была небогато, единственным выдающимся предметом мебели был слегка потертый диван ярко-синего цвета, беспорядочно заваленный вещами, книгами и бумагами. Сам хозяин этого скромного обиталища, полураздетый, повалился на разобранную кровать, где, судя по складкам на простыне, и лежал до моего прихода. Рядом с ним на тумбочке стоял наполовину осушенный графин с водой и лежало скрученное полотенце, которое Сен-Жюст немедленно водрузил себе на лоб. Судя по страдальческому стону, легче ему от этого не стало.