Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Да, мы… э… договаривались… - пробормотала я сдавленно, не в силах понять, то ли мне перед ней неудобно, то ли я просто боюсь, что она что-то поймет. Но она, вопреки моим худшим опасениям, не стала пытать меня вопросами, на которые у меня не было бы ответа, а, напевая и почти пританцовывая, скрылась в кухне. Оттуда доносился умопомрачительный запах чего-то жареного, и мне тут же пришлось сглотнуть слюну, вспомнив, что я, уходя из дома, забыла перехватить хотя бы символический завтрак. Отмахиваясь ладонью от лезущего в ноздри аромата, я прошла через гостиную и зашла в маленькую комнатушку, исполнявшую в квартире роль кабинета. Марат был там и что-то писал, сидя за столом, причем на меня даже головы не повернул, и я решила, что он вовсе меня не заметил и я смогу подкрасться к нему со спины. Хитро улыбнувшись, я тихо прикрыла дверь и сделала пару шагов на цыпочках…

- Плохая идея, - сказал он, не отрываясь от бумаги. - Не советую.

Я разом сдулась, как проколотый воздушный шарик.

- Могли бы хоть “добрый день” сказать, - проговорила я, чтобы не казаться совсем уж жалкой. Марат пожал плечами:

- Зачем? Закрой дверь на щеколду, кстати.

Ощущая, как в живот медленно проползает что-то холодное, я исполнила приказание и нерешительно осталась стоять возле двери. Тут редактор впервые обратил на меня взгляд - недоуменный и, как всегда, чуть насмешливый.

- Я до того тебя напугал ночью, что теперь ты даже не подойдешь?

- Нет, - ощущая, что щеки начинают гореть, пролепетала я в ответ. - Просто я… ну…

- Чего-то ждешь, - резюмировал он. - Интересно, чего? Признаний в любви?

Больше всего на свете я хотела провалиться сквозь землю. Хотя никаких романтических мыслей по поводу Марата у меня в голове не возникало и, наверное, возникнуть не могло, но он все равно заставлял меня почувствовать себя школьницей, потерявшей голову от учителя. В последней попытке сохранить достоинство я проговорила:

- Нет, ничего такого я не жду.

- А жаль, - вздохнул он, - я заготовил парочку. Ладно, иди сюда.

Чтобы не дать ему повод для очередной насмешки, я на нетвердых ногах приблизилась к столу. Мне тут же предъявили несколько исписанных листов:

- Это для сегодняшнего выпуска. Прочитай и скажи, что ты об этом думаешь.

Это было что-то новенькое. Никогда еще он даже виду не делал, что его хоть сколько-то интересует мое мнение. Наверное, изумление слишком четко отразилось на моем лице, потому что Марат тут же добавил:

- Это твоя собственная писанина. Я ее просто слегка исправил.

“Слегка”, конечно, было слишком слабым словом - что-то редактор, следуя своему обыкновению, вычеркнул, какие-то абзацы переписал полностью, но по сравнению с теми жалкими ошметками, которые он раньше оставлял от моих статей, это был настоящий прорыв. Я читала медленно, почти смакуя каждую фразу, и этим добилась того, что Марат легко ткнул меня в бок:

- Любоваться собой будешь в свободное время. Скажи, ты хочешь, чтобы это было опубликовано?

- Хочу ли я? - я почувствовала, что у меня глаза сейчас вылезут из орбит. - Конечно, хочу!

С усмешкой он придвинул ко мне чернильницу и перо.

- Тогда придумывай себе псевдоним и подписывай.

Как во сне, я взяла перо и занесла кончик над бумагой. С него тут же капнула и расплылась клякса, и я отдернула руку. Марат молча наблюдал за мной, ничего не подсказывая, и я постаралась придать себе задумчивый вид, но на самом деле на ум мне не шло вообще ничего, только всякие банальные глупости вроде анаграммы собственного имени. А банальщина - это то, что Марат оценил бы меньше всего на свете. Я изо всех сил напрягала фантазию, но от этого ощущала себя лишь большей бездарностью.

- Только никаких анаграмм и подобной ерунды, - я уже не удивилась тому, с какой легкостью редактор читает мои мысли. - Придумай что-нибудь, что выделит тебя.

Я и без того это знала, но как раз в этом и заключалась проблема - я никогда не чувствовала себя чем-то выделяющейся. Даже когда в моей квартире жил император всероссийский, даже когда я раскрывала какие-то невероятные тайны, большинство из которых так и остались для меня загадкой, даже когда я угодила в чужой век и попробовала себя в качестве революционера - мне никогда не казалось, что я представляю из себя или совершаю что-то выдающееся, изменяющее и оборачивающее вспять течение жизни. Для этого у меня никогда не было ни сил, ни способностей, все, что я могла делать - лишь плыть по этому течению в надежде, что кто-то протянет мне руку и подскажет путь.

- Что это? - внезапно спросил Марат, опустив взгляд куда-то мне на уровень бедра. Я сначала не поняла, о чем он, но потом увидела, что он заметил торчащие из моего кармана красные нарциссы, купленные мною утром на пути в гостиницу. Удивительно, но за время, проведенное в гостях у Сен-Жюста, я успела забыть про этот букет. Ничего не смущаясь, Марат запустил руку мне в карман и извлек цветы наружу.

- Красивые, - сказал он, вытаскивая из букета один цветок и переламывая стебель надвое. - Больше нигде таких не видел, только в Париже. Ну-ка, наклонись.