Конец партии: Воспламенение (СИ)

На кухне я налила себе воды в стакан и большими глотками осушила его. Но это не убило вставшее у меня в горле соленым комом жгучее чувство несправедливости. Почему счастливы все, но только не я? Разве я не заслужила того же, что сегодня в полной мере получил Робеспьер - чтобы кто-то был рядом и поддерживал, чтобы кому-то можно было безоговорочно доверить и свое тело, и свое сердце? Но нет, даже он оказался достоин счастья, а все, что остается мне - тосковать по тем, кто уже никогда не вернется.

- Натали, - услышала я за своей спиной голос Бонбона, - а я тебя искал…

- Я никуда и не уходила, - резко сказала я и, обернувшись, увидела, что мне протягивают куцый цветочный букетик. В нем даже несколько нарциссов было - болезненно-желтого цвета, выгоревших от солнца, удивительно не сочетающихся с какими-то мелкими полевыми соцветиями рядом с ними. Выглядело это все - и дурацкие цветы, и взволнованное, румяное лицо Бонбона, - таким издевательством над моими душевными муками, что мне на секунду захотелось сказать приятелю что-нибудь грубое. Но я успела вовремя остановить себя и ограничилась лишь хмурым вопросом:

- Что это?

- Я тебе принес, - сказал он, запнувшись, и непонятно улыбнулся. Но у меня было слишком поганое настроение для подобных дружеских сантиментов.

- Поставь в вазу, - бросила я в ответ и, подстегивая теснившимися в груди слезами, которые никто не должен был увидеть, вышла из кухни. Напоследок я заметила, как странно поник Огюстен после моего ответа, и поникли вместе с ним тоненькие стебли в его руке. Наверное, стоило извиниться за резкость, но я решила, что сделаю это вечером. Сейчас мне больше всего хотелось оказаться от этого чертова дома подальше, что я и сделала с величайшим удовольствием, ответив что-то туманное на вопрос Виктуар, когда я вернусь.

Как ни странно, в толпе я почувствовала себя лучше. Здесь я была никем и ничем - всего лишь неприметной тенью, на которой никто не задерживал взгляд, и это было совершенно нормально, и я ощущала от этого неимоверное облегчение. Никто не следил за мной, никто не трогал, никто не мешал идти, куда хочу, полностью углубившись в себя и воспринимая окружающий мир ровно настолько, сколько требуется для того, чтобы не врезаться в стену или столб. Раньше я никогда не думала, что мне может быть хорошо наедине с собой, но все же чего-то не хватало мне - может, чьей-то руки или плеча, о которое я смогу опереться, если все-таки споткнусь?

“Выкинь это из головы, - сурово приказала себе я, но одно дело было сказать, и совсем другое - сделать, - Тебе это все равно не поможет”. Но сосущее чувство одиночество все равно продолжало мучить меня, как ни старалась я отогнать его - впилось, как спрут, холодными щупальцами, и все теснее и теснее смыкало их вокруг груди.

- Гражданка, гражданка! - кто-то оттолкнул меня, занятую своими мыслями, в сторону. - Осторожнее! Едут!

Щуплый парень, оттеснивший меня с края мостовой, к стене дома, форменным образом спас мне если не жизнь, то пару костей - сделай я еще пару шагов, угодила бы под тяжелое колесо телеги, очередной телеги, везущей осужденных на казнь. Сегодня их было немного, всего человек тридцать, причем большинство - мужчины; почти все сидели неподвижно, глядя в небо и глубоко вдыхая теплый летний воздух, но кто-то сломался: уткнулся носом себе в ладони и сдавленно рыдал. Таких было всего двое или трое, но у меня от этого не прибавилось сил смотреть на них. Я поспешно отвернулась и принялась протискиваться сквозь собравшуюся толпу зевак, чтобы как можно скорее оказаться на другой улице. Сделать это оказалось неожиданно легко: зевак было не так много, как раньше, и в их голосах я с удивлением услышала нотки сострадания.

- Бедные парни, - вздохнула какая-то торговка, продающая разноцветные платки, - когда это кончится?..

- Вот уж не знаю, - сварливо ответила ей другая, торгующая погремушками. - Сил уже нет на это смотреть.

- Что тут поделаешь, - встрял в их разговор мужчина, до сих пор безотрывно наблюдавший за телегами. - Так хотел Неподкупный!

Услышав знакомое прозвище, я остановилась, хотя краем ума понимала, что лучше будет уйти. Но я не могла пропустить этого: угроза, до сегодняшнего момента бродившая по улицам, как и я, неясным призраком, наконец-то обретала материальную форму, воплощалась в словах, сказанных с плохо сдерживаемым гневом:

- Так хотел Неподкупный! Это он отправляет этих несчастных на смерть!

- Да что ты говоришь, Этьен, - торговка с платками испуганно прикрыла рот ладонью. - Он всегда действовал на благо народа, мы все это знаем…

Мужчина, которого назвали Этьеном, громко фыркнул.

- Откуда ты знаешь? Из его речей?

- Прекрати! - воскликнула торговка и зажала пальцами уши. - Я не хочу это слушать!

- Он прав! - вдруг вступилась за Этьена та, которая торговала погремушками. - Только Неподкупному нужны все эти бесконечные казни!