Конец партии: Воспламенение (СИ)

И побыстрее ушла, иначе мне грозило расплакаться, а Робеспьер-младший и без того достаточно насмотрелся на меня слабую. До своей комнаты я дошла на подгибающихся ногах, ничего не соображая и не думая. Все, что я чувствовала в тот момент - что у меня между бедер все еще осталось влага, и все, что я желала в тот момент - поскорее смыть ее, словно это могло мне помочь забыть обо всем. На край сумки, выглядывающий из-под кровати, я посмотрела с печальной ухмылкой. Мысль о побеге теперь вызывала у меня только скептический смешок.

В коридоре послышались шаги, и я вздрогнула, решив, что это Огюстен решил пойти за мной, но у меня тут же отлегло от сердца - для него неизвестный ступал слишком тихо, и я приоткрыла дверь, ничего не опасаясь.

- Ай!

Элеонора, одетая в одну длинную рубашку и пеньюар, со свечой в руках, едва не врезалась в мою дверь и теперь смотрела на меня испуганно и напряженно, как школьник, которого застукали за списыванием. Я быстро окинула ее взглядом, и этого хватило мне, чтобы заметить мелкие мятые складки на сорочке, наливающийся красным след на шее и растрепанные, свалявшиеся в патлы волосы. Впрочем, один румянец, выступивший на щеках Норы, говорил сам за себя.

- Кажется, не у одного Бонбона сегодня веселая ночка, - хмыкнула я. Нора растерялась - конечно, вряд ли она ждала от меня подобного замечания.

- Что? При чем тут Бонбон?

- Ни при чем, - тяжело вздохнула я, думая о том, как сейчас разденусь и тщательно оботрусь полотенцем. - Это я о своем. Приятных снов.

Она ничего сказать не успела, как я уже закрыла дверь и, на всякий случай заперев ее изнутри, тяжело осела возле нее на пол. Надо было, действительно, раздеться и вытереться - но сил не было. Надо было продолжать жить - но и на это сил у меня уже не осталось. Если и была у меня какая-то воля к продолжению собственного существования, то вся она осталась в спальне Огюстена Робеспьера - одна из самых бесполезных жертв, когда-либо принесенных. Я никого не могу спасти. Я даже себя не спасу. Но, подумав так, я отчего-то не испытала страха. Наверное, он остался там же.

Я посмотрела в окно, в разлившуюся за ним черноту усеянного звездами неба. Скоро должно было начать светать.

“Хочу, чтобы все закончилось”, - возникла последняя мысль в моей усталой голове.

Конец действительно был близок.

 

========== Глава 31. Меньшее зло ==========

 

- Я прошу слова!

Взволнованное приглушенное гудение, заполнившее зал заседаний Конвента, смолкло в один миг, будто кто-то резко захлопнул дверь. Сен-Жюст поднялся с места и, не встречая ни малейшего сопротивления, начал спускаться к трибуне, провожаемый взглядами всех, кто находился в тот момент в зале. Не смотрели на него лишь двое: Робеспьер, напряженный, как струна, держащий спину идеально прямо и делавший вид, что он, в общем, готов ко всему (выдавала его лишь мелкая капля пота, медленно катящаяся по виску) и его младший брат, необычайно подавленный и бледный, не интересовавшийся ничем рядом с собою, безотрывно смотрящий запавшими глазами в одну точку. Сен-Жюст проследовал мимо них, не удостоив взглядом. Точно так же он не посмотрел и на расступившихся перед ним депутатов Болота. Шаги его отдавались тревожным эхом в повисшем пронзительном молчании, но никто не пошевелился, никто даже не подумал что-то возразить.

- Пока я не начал, - оказавшись на трибуне, произнес Сен-Жюст спокойно и веско, обводя зал холодным, с тенью насмешки взглядом, - никто не хочет выйти?

Ответа не было. Столпившиеся у подножия кафедры депутаты неосознанно подступили ближе друг к другу, сбиваясь в нестройную кучу, но никто из них даже не посмотрел в сторону двери. Сен-Жюст на секунду прикрыл глаза. С лица его на секунду слетело решительное и жесткое выражение - оно стало умиротворенным, как у спящего. Но это продолжалось лишь неуловимый миг; неторопливо разложив перед собой покрытые широкими, размашистыми строчками листы, оратор сделал глубокий вдох и заговорил.

 

Просыпаться не хотелось: я смеживала веки, переворачивалась с боку на бок, чтобы не дать лучу проникшего сквозь задернутые шторы солнца упасть мне на лицо, но заснуть снова не удалось, сколько бы я ни прилагала к этому усилий. Пришлось все же открыть глаза, и реальность тут же обрушилась на меня вместе с воспоминаниями о вчерашней ночи. Я в одно мгновение вспомнила, что вчера произошло, что я наговорила Огюстену, и ощутила, что в груди начинает что-то мучительно и безжалостно жечь. Наверное, то, что произошло со мной вчера, было помрачнением рассудка, по-другому это не назовешь. Иначе я бы просто не могла подумать, что Бонбон…

От накинувшихся на меня мыслей в момент стало жарко, и я поспешно откинула толкое одеяло, привчно потянулась к висящей на стуле одежде. Надо было срочно найти Огюстена и поговорить с ним, признаться, что я в последнее время, кажется, без шуток схожу с ума.

Но внизу Бонбона не было. Его старший брат, впрочем, тоже ушел, о чем мне сообщила счастливая, порхающая по комнате со щеткой для протирки пыли Элеонора:

- Они ушли на заседание.