Больше мне не удалось вырваться - только когда арестованных увели и толпа начала рассасываться, я подошла к ступеням крыльца и медленно опустилась на них, обхватила ладонями голову. Перед глазами все было белым-бело, в голове был только легкий шум, похожий на звук прибоя, а тело сковала непроницаемая корка холода, мешая шевелиться, думать и дышать.
- Вы знали, что так будет, - я не сразу поняла, что обладатель раздавшегося рядом голоса обращается ко мне. Я подняла глаза и увидела Бийо - он смотрел на меня пристально и будто даже с сочувствием. Я не испугалась. Я только спросила, тихо и беспомощно:
- Но зачем?..
- Это необходимость, - ответил он. - В момент воспламенения всегда погибает несколько человек, но вспыхнувший свет…
- …принесет счастье и свободу всему миру, - устало закончила я - нужные слова вспомнились сами собой. Бийо приподнял брови:
- Откуда вам это известно?
Я вздрогнула, будто он ткнул меня иглой. Откуда мне это известно?
И вдруг передо мной замелькала бесконечная вереница картин и образов, разрозненных, но буквально на глазах моих складывающихся в единую цепь: женщина по имени Амалия, с которой я беседовала в баре на Думской, часы с треугольником на крышке в руках Камиля, те же самые слова, которые произнес он, видясь со мной в последний раз, точно такие же часы в руках Бийо и кольцо графа Палена, по случайности оказавшееся в моих руках. Последним звеном этой цепи был вовсе не прозвучавший сегодня с трибуны Конвента обвинительный декрет. Последним звеном был ларец, хранящийся в петербургских подземельях, и его содержимое - короткий, острый меч, который я когда-то чувствовала в своей руке. Что бы ни происходило, все происходило из-за него, и декрет об аресте Робеспьера был в этой игре такой же ступенью, как и шелковый, расшитый золочеными нитками гвардейский шарф, которому суждено было превратиться в орудие убийства.
Оцепенение смыло с меня в одно мгновение прорвавшимся в груди потоком чего-то горячего. Это было похоже на вспышку, вспоровшую окружавший меня до сих пор непроглядный мрак и отогнавшую его прочь, заставившую меня наконец-то увидеть вещи такими, какие они есть. Я знала, кто мой враг. И это был вовсе не Робеспьер.
- Вы… - понимая все, я отступила и чуть не упала со ступеней. Бийо, конечно же, понял, что я догадалась, но не попытался удержать меня, когда я опрометью бросилась прочь. Вперед меня гнал не страх - я вырвалась из-под его довлеющей руки, и ощущение этого опьяняло. В тот момент мне казалось, что для меня нет ничего невозможного, и эту решимость не могло поколебать во мне ничто. Я неслась по улицам Парижа, как безумная, не сдерживая торжествующий хохот, но никто не замечал этого - безумие заполонило эти улицы, и я была его частью, и оно придавало мне сил. Я не погибну одна, сжавшись от страха, о нет: я погибну вместе со всеми, сражаясь и пытаясь сохранить тех, кого люблю, даже если это будет невозможно.
- Натали! - одного взгляда хватило мадам Дюпле, чтобы понять, что что-то произошло. - Натали, что в городе?
- Робеспьер арестован, - выпалила я и поразилась, какой эффект произвели брошенные мною слова. Это было похоже на мгновенно действующее снотворное или парализующий газ, попавший в воздух: не сговариваясь, Элеонора и мадам Дюпле одновременно побледнели и пошатнулись, лишаясь сознания. Хозяин дома, чье лицо тоже приобрело меловой оттенок, успел подхватить жену; Нора оказалась на руках у подбежавшей Виктуар, единственной сохранившей самообладание. Лицо ее осталось неподвижно, только взгляд сделался острым и злым.
- Только он? - отрывисто спросила она, усадив бесчувственную сестру в кресло, и прикрикнула на замершего отца. - Принеси им воды!
Отмерев, гражданин Дюпле скрылся в кухне. Жену он оставил на узком диванчике, но Виктуар не взглянула на нее - скрестив руки на груди, она ждала моего ответа.
- Не только, - я впервые почувствовала, что у меня сбилось дыхание; обжигающий летний воздух вырывался из легких с натужным кашлем. - Еще Антуан, Бонбон, Леба и Кутон.
- Вот как, - после недолгого молчания произнесла она, и тон ее не предвещал ничего хорошего. - Жди меня здесь, я сейчас вернусь.
- Что ты хочешь делать? - спросила я, с удивлением наблюдая, как она широким, уверенным шагом идет к лестнице. Она полуобернулась, взявшись за перила, и посмотрела на меня, как на дурочку:
- Не тебе одной тут есть кого спасать. Жди здесь, говорю.
Ее решимость в какой-то мере сбила мою собственную; я и не ожидала, что младшая из сестер Дюпле будет себя так вести. Задать совершенно логичный вопрос мне пришло в голову, только когда она скрылась наверху, и я подбежала к лестнице и крикнула, задрав голову:
- Эй! А с чего ты решила, что я возьму тебя с собой?
Она тут же оказалась рядом, на одну ступеньку выше меня, и я поняла, что мне в лицо смотрит, разве что не упираясь, пистолетное дуло. Рукоять Виктуар крепко сжимала в тонкой, белой руке, и если это и стоило ей какого-то приложения сил, то насмешливая, азартная улыбка искусно маскировала это.