Конец партии: Воспламенение (СИ)

- Ну что вы, это вовсе того не стоит…

- Это вам так кажется, - я таинственно понизила голос и зашла ему за спину, незаметно разминая пальцы.

Он тут же тревожно повернул голову в мою сторону, на что я, ощущая себя загоняющим жертву охотником, с улыбкой спросила:

- Вы чего-то опасаетесь?

- Вы… странно себя ведете, - пробормотал он, сглотнув. Я могла поклясться, что сквозь пропитавший кабинет плотный запах бумажной пыли ощущаю божественный аромат классического бордо. Это только подстегнуло меня - подавив слабые отголоски трепета, я решительно положила руки Максимилиану на плечи и наклонилась.

- Вы чт… - его голос неловко сорвался, когда я коротко мазнула губами по его скуле. На языке тут же ощутился привкус пудры - гадость редкостная, но потерпеть можно было. Зато Максимилиан весь задрожал, судорожно ухватил меня за запястья и замер, будто хотел с силой отвести мои руки, но в последний момент передумал.

- Вы что, боитесь? - выдохнула я ему в ухо перед тем, как оставить на бледной щеке еще один поцелуй.

- Прекратите немедленно, - пробормотал он слабым голосом, тщетно стараясь сделать свой тон безаппеляционным. Я только усмехнулась. Ну уж нет, ты не у себя в Конвенте речь толкаешь, сейчас игра идет на моем поле, и самое время сделать счет разгромным.

- Неужели вам не нравится? - нахально осведомилась я и, с трудом высвободив одну руку из цепкой хватки чужих пальцев, опустилась Максимилиану на колени. Он только сдавленно охнул, но не ответил ничего. Я только улыбнулась, всеми силами стараясь скрыть, как у меня в приступе странного волнения бешено заколотилось сердце. К щекам прилил жар, но более я не чувствовала ничего, только щемящий азарт игрока, готового сорвать куш.

- Вы не должны… - глупо было надеяться, что он просто так заткнется, конечно. Но слушать очередную нотацию я не хотела - заставила Робеспьера умолкнуть, прижав кончики пальцев к его бледным губам.

- Я знаю, - прошептала почти заговорщицки, медленно распутывая белоснежный галстук. - Но ведь вам… хочется иногда расслабляться, верно?

Наверное, стоило его поцеловать тогда, но я так и не смогла заставить себя сделать это - стоило только мне подумать о том, чтобы прижаться к этому тонкому, бескровному рту, меня отчего-то начинало отчетливо мутить. Поэтому я, удивительно быстро справившись с узлом галстука, с поспешностью прильнула к бледной шее, и тут до меня донесся какой-то непонятный звук, более всего похожий на… тихий вздох удовольствия.

Я рывком подняла голову. Не может быть. Показалось. Робеспьер не шевелился, а взгляд его оставался задумчиво-отрешенным. Кажется, Максимилиан даже не моргал.

Тут мне, откровенно сказать, стало немного страшновато. А кого бы не напугало полное отстутвие любой реакции вкупе с остановившимся, немигающим взглядом? Я быстро скользнула руками под ткань камзола, и у меня немного отлегло - исступленно колотящееся сердце все-таки доказывало, что передо мной живой человек, а не застывшая восковая кукла. Но взгляд его выносить я решительно не могла - сдается мне, в роду Робеспьеров водились василиски, не иначе. И я почти бережно, не отводя взгляда, подчиняясь какому-то странному стремлению не напугать (скорее уж не спугнуть, если на то пошло) сняла с него очки, осторожно положила их на столешницу.

- Не надо, - он близоруко заморгал, тщетно пытаясь сфокусировать на мне взгляд, - я ничего не вижу…

Конечно, потеряв даже иллюзию контроля над ситуацией, он тут же запаниковал. Я погладила его по щеке, чувствуя, как медленно расползается по всему телу удушливое, томное тепло, скрутившееся горячей пружиной где-то в животе при одной мысли о том, насколько Максимилиан, оказывается, беспомощен. Почти что хрупок. Если сильно надавить - рассыпется на кусочки…

- Натали, не надо, - повторил он почти жалостно и потянулся к столу, но я успела перехватить тонкое запястье и почти без усилий прижала его к подлокотнику кресла, сдавила - даже не вздумай вырваться. Максим хотел что-то протестовать, но из его груди вырвалось лишь тихое “ах”, когда я снова прижалась губами к его шее - в том месте, где билась под полупрозрачной кожей тонкая голубая жилка.

Я уже сама плохо отдавала себе отчет в том, что делаю. Продолжался ли эксперимент, или меня влекло к чему-то другому, томительно-сладкому и еле уловимо опасному? Аромата бордо я уже не чувствовала, лишь исходящий от Максимилиана легкий запах пудры, одеколона и чего-то еще, чему я затруднялась дать определение, но что очень, очень захотела попробовать на вкус.

Медленно, разве что не смакуя, я провела кончиком языка от мелкой впадинки у основания шеи до острой, чуть зарозовевшей скулы. Максимилиан не двигался, не издавал ни звука, но я чувствовала, как он, почти распятый подо мной, дрожит. Тяжелые, рваные вздохи срывались с его судорожно кривящихся губ. Тоже мученик нашелся…