Конец пути

Мы проиграли сражение раньше, чем его начали. Хватит фокусов, дыма и зеркала, да еще рассказа о новом мире, где все будут одинаковы. Где все станут единым. О силе, которая дарует радость. Об огромном муравейнике, перед которым падет все живое, поскольку все вместе они — сильнее непобедимой армии. О пучке стрел, которого не сломать, в то время как одну любую сумеет переломить даже ребенок. А мы, что должны были обещать им мы — кроме того, что и всегда? Кроме зноя и переменчивой судьбы, в которой всякий должен выковать свое имя?

Жрец соединил руки над головой, сжав Клык, и откинул голову назад.

— Заткнись, несчастный дурак! — раздался вдруг некий голос. Мощный, но какой-то булькающий и шипящий. — У тебя нет никакой власти, мерзкий обманщик! Ты и твой каменный болван — ничто. Тут — Ледяной Сад!

Это говорила отрубленная голова Агнара Морского Ветра, лежащая на сверкающем, облитом водой постаменте. В толпе, замершей во внезапной тишине, раздались одинокие вопли ужаса. Жрец стоял неподвижно, глядя на шевелящую губами голову, и казалось, будто бы его продолговатая, сверкающая как ртуть маска обрела выражение удивления.

— Тут правит Древо! — крикнули мертвые уста Агнара. — Дух города не позволит тебе никого обидеть! Идет Ледяной Сад!

Раздался жуткий грохот, и скульптура Праматери с треском распалась на дымящиеся куски камня; одновременно жрец выше вскинул нож, а из темноты донесся хорошо известный мне звук арбалетной тетивы. Сеть в форме креста с грузиками на концах развернулась в воздухе, словно цветок, а потом упала на жреца, превратив его в сверток у подножия алтаря: он лежал, оплетенный тонкими веревочками и бьющийся, словно рыба.

Вспыхнул жуткий шум и паника. Измененные отскочили от алтаря, двое сразу свалились с торчащими в груди стрелами.

— Огонь и Древо! — крикнуло одновременно множество голосов, и вокруг зароились черные фигуры, то появляясь, то исчезая во тьме, то и дело сверкая клинками.

Пещеру наполнил шум, вопли ужаса, боевые крики Ночных Странников, звон стали и щелканье арбалетов. Куда бы я ни взглянул, видел шмыгающие черные фигуры, брызги крови и падающих на камень измененных. Тот, кто вел меня, вдруг шагнул в мою сторону с мечом в руках, но остановился, окрутился вокруг оси, судорожно выгибая тело, и упал рядом, брызжа кровью из перерубленной артерии. Я даже не заметил того, кто его ударил. Несколько воинов окружило меня кольцом, люто рубя всякого, кто желал приблизиться, не щадя и верных, бегающих в панике. А над всем этим вставал дикий, жуткий смех безумца, в котором не было ничего человеческого.

Мой смех.

Кто-то присел рядом со мной с долотом и молотком в руках, а потом уверенными движениями принялся выбивать перемычки в моих кандалах.

— Чисто! — раздался рык где-то между каменными шпилями.

— Чисто! Чисто! — ответили дикие крики отовсюду.

И сразу после — еще крик:

— На землю! На землю! Мордой в пол! Лапы на затылок! Быстро, а не то вырежем!

Еще несколько Ночных Странников добрались к согнанным в кучку перепуганным верным, выдергивая их по одному и грубо валя на пол среди пинков и криков. Другие волокли тела мертвых и умирающих Отверженных, бросая их подле алтаря. Жрец все еще бился на земле, стуча маской о скалу, и тогда стоящий неподалеку замаскированный Странник с размаху пнул его в живот.

Чуть выше, над полом, дергался в ремнях оглашающий истину демон, маша ногами и безуспешно пытаясь отстегнуть упряжь и подтянуться по веревке к верхней пещере.

Посредине стоял самый высокий из Странников со своим узким, окровавленным мечом с длинной рукоятью. Рывком сдернул маску, позволяя той повиснуть вдоль лица, — показалось искривленное гневом лицо с оскаленными, большими, словно у волка, зубами и дикими глазами.

Он подошел длинными шагами, подхватил мои лежащие на скале оковы и принялся стегать ими жреца, будто желая порубить его на куски.

— Jebal tebe pasl — орал. — Раздеть эту падаль! Догола! И заковать! Только жестко! В эти же цепи. Поволоку эту скотину улицами в Верхний Замок! Я тебе покажу шабаш, suuksi vituun! Perkele saatani vittu!

Развернулся в мою сторону. Я сидел, окруженный Странниками, меня поили чудесной холодной водой из фляги, и я думал, что никогда не перестану пить.

— Что он тебе сделал?

Я не мог ответить.

— Ничего… Все нормально… Ульф… Н’Деле! Его били щупальцем жаловицы… Яд…

Он стиснул губы в тонкую линию, а потом пошел к Н’Деле, который лежал, свернувшись в клубок, а его медное лицо сделалось странного желтоватого цвета.

— Прости меня, дружище, — сказал Ульф, — но это может помочь. Такое делают в моих родных землях.

И тогда, к моему страху и удивлению, он встал над Н’Деле, расстегнул штаны и облил его мочой. Мне показалось, что то ли я сбрендил, то ли он.

— У нас есть похожие создания, — пояснил Ульф. — Яд можно снять и другими жидкостями, но моча есть у всякого, и она помогает. Я должен был рискнуть — знаю, как сильно оно болит.

Н’Деле поднял лицо, которое медленно начинало возвращать себе цвет меди.