Конец пути

Это напоминало внезапное погружение в невесомость. Он утратил чувство направления, его прославленная пространственная ориентация сделала кувырок и исчезла, одновременно он перестал ощущать собственные конечности. Чувствовал, что где-то там они все еще есть, но словно бы нереальные. У него были зрение, слух, обоняние, но вот остальная часть тела сделалась клубом дыма.

Это не было похоже на невесомость. Не было тошноты или той бессильной беспомощности, которая всегда настигала его при нулевой гравитации. Чувство походило на ныряние или сон. Сон о полете.

Он без усилия расправил крылья и несколько раз ударил ими, выплывая в окно. Почти не используя собственную волю. Взглянул вниз, вдоль спускающейся в бездну стены Башни Шепотов, и ощутил мурашки в несуществующем животе, увидев пенные волны, бьющиеся между стеной клифа и основанием башни. Крылья слушались его, он их чувствовал, но не должен был контролировать каждое движение. Решил нырнуть вниз, крылья послушно сложились, и Драккайнен рухнул прямо в маячившую внизу темную воду. Чувствовал дуновение воздуха в лицо, но куда меньшее, чем было бы в реальности. Это не был раздувающий щеки ураган – просто легкий бриз. Слышал свист в ушах, но был это не рев падающей бомбы. Когда гривы пены оказались слишком близко, мерцая в темноте, он решил выровнять полет – и крылья развернулись, наполнились воздухом и вывели его из нырка.

Он несколько раз взмахнул ими и поднялся на высоту крыши Башни Шепотов, после чего несколько раз облетел ее, как призрачный, гигантский ворон. Не чувствовал усилия, взлетая назад на эту высоту, – лишь некоторую легкость, похожую на бег на лыжах или езду на хорошо смазанном велосипеде. Он облетел город, глядя на бесконечный лабиринт крыш и направленные в небо башни. Мир выглядел странно. Словно Вуко смотрел на него в инфракрасном диапазоне или в термовизор. Люди чуть светились теплыми оранжевыми и желтыми тонами, а еще он заметил, что стоит ему сконцентрироваться, и он начинает видеть сквозь стены. Камень блокировал зрение, размазывал картинку, слой бревен делал это куда в меньшей степени: наверняка это имело свою логику, связанную с массой.

Он развернулся на месте и нырнул в каньон улицы, как подхваченный ветром плащ. Окна, эркеры и колонны домов мелькали перед его глазами, ветер свистел в ушах.

Внизу прохаживались люди, но никто не задирал голову, не показывал не него пальцем и не орал: «Смотрите, там летает голова с крыльями!» Он вывернулся коротким виражом, замахал крыльями и присел на их кончиках на подоконнике первого попавшегося окна на одной из мансард.

В маленькой, погруженной в темноту комнате двое людей с огромным энтузиазмом занимались любовью, отсвечивая ласковой краснотой, словно два бумажных лампиона. Бедра мужчины пошлепывали об ягодицы девушки, кровать скрипела и ритмично постукивала изголовьем о стену.

– Ку-ку, – произнес Драккайнен. Девушка продолжала стонать, кусая льняную подушку и стискивая в кулаке смятую простынь.

Ничего не случилось.

Он снова взлетел высоко над крышами, так, чтобы под ним простерся весь остров вместе с тянущимися в небеса верхушками гор, похожими на пятна мха лесами и серыми уступами полей и вересковых пустошей. Город уменьшился, он превратился в едва видимую крошку, прижавшуюся к скале: точеную и четкую, словно винтик часового механизма. Когда Вуко снова снизился, Ледяной Сад, наполненный хрустальными деревьями и цветами, запертый в четкие, словно зубья шестеренки, мерлоны[11] стены и окруженный горными кряжами, светился, будто Лас-Вегас – резким, неоновым светом; яркие огни высверкивали за окнами и куполами жилых домов Верхнего Замка, где обитал Фьольсфинн – норвежец словно устроил у себя дискотеку. Вуко заложил круг над всей крепостью, следя сверху за состоянием укреплений, а потом пролетел над портом и выстрелил к югу, летя в десятке метров над гребнями волн, словно опасаясь радаров.

Вуко несся прямо на юг, режа воздух в синеватой полутьме. Он пожелал ускориться и несколько раз ударил крыльями, а гривы волн под ним размазались в сплошные полосы. Сам полет не требовал и малейшего усилия, не было нужды и контролировать управление. Порой он чувствовал легчайшую турбулентность, и воздух делался словно бы жестким, но крылья самостоятельно подлаживались под полет. Это радовало Драккайнена, поскольку весь его опыт пилотирования ограничивался голоиграми и одним часом за штурвалом ультралегкого рекреационного самолетика много лет назад.